Глава 25. Зебра в лесу
Сознание Стива медленно выплывало из вязкой, непроглядной тьмы, словно пузырь воздуха, что с трудом пробирается сквозь толщу мутной воды, стремясь к поверхности. Голова пульсировала тяжёлым, глухим гудением, будто кто-то методично бил молотом по наковальне где-то внутри черепа. Тело ныло, каждая мышца отзывалась слабой, но упрямой болью, словно после долгого перехода под раскалённым солнцем без единой минуты отдыха. И всё же, что-то было не так. Та жгучая, раздирающая боль от ожогов, оставленных огнём Дейбрейкер, исчезла, растворилась, как ночной кошмар под первыми лучами утра, оставив за собой лишь лёгкую, почти неощутимую слабость, что цеплялась за него, подобно тонкой паутине, с которой невозможно стряхнуть последние нити.
Он лежал на кровати — грубой, но неожиданно удобной. Матрас под ним был набит чем-то мягким, пружинящим под весом тела, и источал тонкий, успокаивающий аромат: мята, свежескошенная трава, слабый намёк на лаванду и ещё что-то, незнакомое, но смутно напоминающее о далёких днях, когда мир был проще, а дом — ближе. Стив приподнялся на локтях, движения были медленными, осторожными, словно он проверял, не развалится ли его тело от малейшего усилия. Глаза, привыкшие к полумраку, обшарили комнату, и он замер: брови медленно поползли вверх, а в груди шевельнулось странное чувство — смесь удивления, недоверия и лёгкого раздражения, как будто кто-то сыграл с ним злую шутку, а он всё ещё не понял, в чём подвох.
Хижина выглядела так, будто её вырезали из сердца живого дерева. Стены, покрытые грубой корой, испещрённой узорами, что напоминали древние письмена, изгибались плавно, почти естественно, словно дерево само решило обнять это место своими ветвями, создав укрытие от внешнего мира. Потолок тонул в тенях, где корни и сучья переплетались в хаотичном, но завораживающем танце, образуя подобие свода, через который не пробивался ни единый луч света. Вместо этого свет струился из небольших круглых окон, затянутых мутным, чуть желтоватым стеклом, пропускавшим солнечные лучи, окрашенные в мягкие зелёные и золотистые оттенки, как будто лес за стенами фильтровал их через густую листву. Этот свет падал на пол, выложенный потемневшими от времени досками, и отражался от стен, создавая иллюзию движения, словно хижина дышала, жила своей собственной, таинственной жизнью.
Вдоль стен тянулись полки — грубо сколоченные, но прочные, — ломившиеся от склянок и баночек, чьё содержимое переливалось всеми цветами радуги. Изумрудные жидкости искрились, как расплавленные драгоценные камни, багровые мерцали, будто кровь, застывшая в стекле, сапфировые отбрасывали холодные блики, подобные звёздам в зимнюю ночь. Некоторые пузырьки слегка светились, их содержимое казалось живым, заколдованным, и этот свет танцевал на стенах, смешиваясь с тенями от амулетов, что свисали с потолка. Амулеты — странные, почти пугающие — были собраны из костей, перьев и камней, чьи грани ловили свет и отбрасывали его обратно резкими, острыми вспышками. Под потолком висели пучки сушёных трав, их аромат — терпкий, землистый — смешивался с запахом смолы и чего-то едкого, похожего на уксус, что слегка щипал ноздри и заставлял Стива поморщиться.
Он опустил взгляд на себя, ожидая увидеть знакомые следы катастрофы: красные, воспалённые ожоги с волдырями, что пылали на его коже после встречи с Дейбрейкер. Но ничего подобного не было. Кожа оказалась чистой, гладкой, лишь старые шрамы — бледные, едва заметные линии, оставленные битвами из прошлой жизни, — напоминали о том, что он не новичок в таких передрягах. Стив провёл рукой по груди, пальцы слегка дрожали от удивления, и его голос, хриплый и низкий, вырвался из горла, полный недоверия:
— Какого чёрта… что за фокусы?
Его привычное кимоно исчезло. Вместо него на нём была простая льняная рубаха — грубая на ощупь, но чистая, пахнущая лавандой и свежим сеном, — и такие же штаны, что слегка кололи кожу, но сидели удобно, как будто их шили по его мерке. Он сжал кулаки, чувствуя, как знаки на руках — лунный месяц на правой и солнце на левой — слабо пульсируют, их свет был мягким, спокойным, но живым, словно далёкие звёзды, что мерцают сквозь густой туман. Слабость всё ещё цеплялась за него, но тело начало отзываться, медленно возвращаясь к жизни.
Тихая мелодия, почти шёпот, вплелась в его мысли, отвлекая от раздумий. Стив резко повернул голову, ища источник звука, и замер, его глаза расширились, а дыхание на миг сбилось. В центре комнаты стоял огромный котёл — массивный, чугунный, его чёрное брюхо пыхтело, выпуская клубы пара, окрашенные слабым зеленоватым свечением, что напоминало болотные огни, мерцающие в ночи. У котла стояла зебра. Её чёрно-белая шерсть блестела в полумраке, словно выточенная из обсидиана и мрамора, а золотые кольца на шее и копытах тихо позвякивали при каждом движении, отражая свет мягкими вспышками. Грива, уложенная в высокий, полосатый ирокез, слегка покачивалась в такт её шагам, добавляя ей вид одновременно величественный и загадочный. Она помешивала варево длинной деревянной ложкой, напевая низкую, ритмичную мелодию с глубокими африканскими мотивами, что звучали как отголоски древнего ритуала, призывающего силы, которых Стив не понимал. Её голос был глубоким, обволакивающим, почти гипнотическим:
— Травы шепчут, духи ждут, зелья путь к тебе найдут…
Стив кашлянул, звук вышел хриплым, грубым, но зебра даже не дрогнула, продолжая своё занятие, словно он был не более чем тенью на стене. Он нахмурился, раздражение кольнуло его, как заноза, и он позвал громче, голос был слабым, но настойчивым:
— Эй, ты кто такая, чёрт возьми?
Ответа не последовало. Зебра лишь коротко шикнула, её уши дёрнулись, золотые кольца звякнули, и она продолжила мешать варево, её движения оставались плавными, почти танцевальными, как у жрицы, что совершает обряд, не терпящий суеты. Стив стиснул зубы, чувствуя, как в груди закипает знакомый гнев — тот самый, что поднимался в нём всякий раз, когда мир вокруг становился слишком непонятным, слишком чужим. Он рванулся вперёд, пытаясь встать, но ноги предательски подкосились, и он рухнул обратно на кровать, матрас скрипнул под его весом, а слабость, как цепь, удержала его на месте. Он выругался про себя, пальцы сжались в кулаки, а взгляд метнулся к зебре, что всё ещё игнорировала его, погружённая в свой странный ритуал.
Прошло несколько долгих минут. Пар из котла заклубился гуще, зеленоватое свечение стало ярче, и зебра, наконец, отложила ложку. Её копыта бесшумно коснулись пола, когда она шагнула к полке, взяла склянку с мутной зелёной жидкостью, что мерцала, как болотный огонёк, и повернулась к нему. Её глаза — золотые, глубокие, с мудростью, что пробирала до костей, — встретили его взгляд, и Стив невольно напрягся, словно перед ним был не просто зверь, а нечто большее, нечто, что видело его насквозь. Она протянула склянку, её голос был низким, с лёгким акцентом, слова текли плавно, как стихи, что читают у костра в ночи:
— Выпей, странник, не робей, духи зелья дали сей.
Она слегка кивнула, золотые кольца звякнули, отражая свет, и продолжила:
— Ожоги ушли, но слабость есть, восстановить должна ты честь.
Стив моргнул, его брови поползли вверх, а рот приоткрылся от удивления. Он взял склянку — стекло оказалось тёплым, почти живым, как будто внутри пульсировал маленький огонёк. Жидкость внутри пахла мятой, эвкалиптом и чем-то горьким, что напоминало лекарства из его старого мира — те, что мать заставляла его пить в детстве, когда он простужался. Он перевёл взгляд с зелья на зебру, затем обратно, и пробормотал, голос был полон скепсиса, но с ноткой любопытства:
— Лекарство, говоришь? Похоже на какую-то травяную настойку… только зелёную, как болотная жижа.
Он вздохнул, поднёс склянку к губам и выпил залпом. Жидкость обожгла горло, словно крепкий самогон, что он пробовал однажды в далёкой деревне, но тут же разлилась по телу мягким теплом, прогоняя слабость, как солнечный свет разгоняет утренний туман. Дыхание стало глубже, легче, мышцы ожили, наполняясь силой, и Стив вытер рот тыльной стороной ладони, кивнув с лёгкой усмешкой:
— Ну, чёрт возьми, работает. Спасибо, что подняла меня с койки. Не думал, что травка может так быстро поставить на ноги.
Зебра улыбнулась, её глаза блеснули, как золотые монеты на солнце, а голос стал тёплым, но сохранил загадочную глубину:
— Духи рады, странник мой, ты на пути к судьбе большой.
Стив хмыкнул, отставил пустую склянку на деревянный столик у кровати — тот скрипнул под его рукой, — и выпрямился, чувствуя, как тело наконец-то начинает слушаться. Его голос стал твёрже, хриплость уступила место привычной резкости:
— Ладно, зебра, хватит загадок. Давай по порядку. Кто ты такая? И где я вообще нахожусь? Это что, лесная больница или какой-то магический лазарет?
Она наклонила голову, её грива качнулась, золотые кольца тихо звякнули, и голос её полился, как река, что несёт свои воды через бескрайние равнины:
— Зекора я, в лесу живу, зелья варю, судьбу зову.
Она указала копытом на стены хижины, что казались живыми, пульсирующими, словно сердце леса:
— В Вечнодиком лесу ты, мой кров — твой путь в ночи.
Она шагнула к котлу, её движения были лёгкими, почти невесомыми, и добавила, голос её стал глубже, полным древней мудрости:
— Духи привели тебя ко мне, спасли от огня в той злой волне.
Стив замер, его глаза сузились, а брови сошлись к переносице, образуя резкую складку. Вечнодикий лес? Зекора? Имена и слова закружились в его голове, как обрывки сна, который он не мог ухватить. Он потёр виски пальцами, пытаясь собрать воедино разрозненные куски памяти. Огонь Дейбрейкер — жгучий, беспощадный, что обрушился на него в тронном зале Кантерлота. Крики, звон стали, боль, что разрывала его тело на части, а затем — тьма, пустота, провал. Как он оказался здесь? Он посмотрел на Зекору, её золотые глаза были как зеркало, отражавшее его собственное смятение, и пробормотал, голос был хриплым, полным сомнения:
— Духи, говоришь… спасли меня? Допустим, поверю на слово, меня тут уже ничего не удивит. Но как я сюда попал? Я был в Кантерлоте, в самом пекле, а теперь — в какой-то лесной хижине. Это что, магия? Телепортация? Или я просто спятил?
Зекора улыбнулась уголком губ, её голос стал мягче, но сохранил ту же загадочную интонацию, что заставляла его чувствовать себя чужаком в этом мире:
— Духи знают, я — их глас, путь твой скрыт, но ясен час.
Она вернулась к котлу, деревянная ложка снова заскользила по его краю, пар поднялся гуще, окрашенный зеленоватым свечением, что плясало в воздухе, как призрачный светлячок.
— Отдыхай, сил набирай, судьба зовёт — её встречай.
Стив откинулся на кровать, его взгляд скользнул по комнате: по склянкам, что мерцали на полках, по котлу, что булькал, как живое существо, по гриве Зекоры, что сияла в полумраке, словно полосатое знамя древнего племени. Этот лес, эта зебра, её зелья — всё это было как сон, но в то же время реальнее, чем Кантерлот, чем весь этот безумный мир, в который его занесло. Он чувствовал, что ответы где-то рядом, но они прятались за завесой, как звёзды в её гриве, что мерцали, но не давали достаточно света, чтобы осветить его путь. Он провёл рукой по лицу, пытаясь прогнать усталость, и пробормотал, голос был тяжёлым, но твёрдым:
— Ладно, Зекора, я отдохну. Но потом ты мне всё объяснишь. Я не люблю, когда от меня что-то скрывают, особенно если это касается моей собственной шкуры.
Зекора кивнула, её глаза блеснули мягким светом, и она ответила, голос её был полон спокойного обещания:
— Всему своё время, странник мой, ответы ждут — их путь открой.
Стив хмыкнул, откинулся на подушку, чувствуя, как грубая ткань слегка царапает кожу, и закрыл глаза.
***
Но сон не пришёл сразу. Стив лежал, прислушиваясь к звукам хижины: тихому бульканью котла, шороху трав под потолком, слабому звяканью колец Зекоры, что двигалась где-то у полок. Любопытство — старый спутник, что не раз вытаскивал его из беды и не раз в неё же втягивал, — шевельнулось в нём, как зверь, что просыпается от долгой спячки. Он открыл глаза, медленно сел, чувствуя, как тело всё ещё протестует, но уже подчиняется его воле, и огляделся внимательнее.
— Если уж я тут застрял, — пробормотал он себе под нос, — стоит хоть понять, где я и с кем имею дело.
Он осторожно спустил ноги с кровати, босые ступни коснулись холодного деревянного пола, и слабая дрожь пробежала по телу. Стив стиснул зубы, заставляя себя двигаться, и встал, опираясь рукой о край кровати. Ноги дрожали, но держали, и он сделал шаг, затем ещё один, медленно приближаясь к полкам. Зекора, стоя у котла, бросила на него короткий взгляд, но ничего не сказала, лишь слегка качнула головой, её грива колыхнулась, как трава на ветру.
Стив остановился у одной из полок, его пальцы скользнули по шершавой поверхности дерева, и он прищурился, рассматривая содержимое. Склянки были разными: одни — маленькие, словно для духов, другие — большие, как винные бутылки. В одной из них плавали крошечные светящиеся частицы, похожие на звёзды, в другой — что-то тёмное, вязкое, как смола, медленно перетекало от стенки к стенке. Он протянул руку, собираясь взять одну из них, но замер, услышав тихое, но твёрдое:
— Не тронь, что не твоё, в зельях сила — не везенье.
Стив обернулся, встретившись взглядом с Зекорой. Её золотые глаза сузились, но в них не было злобы — только предупреждение, как у матери, что отгоняет ребёнка от огня. Он убрал руку, хмыкнув, и буркнул:
— Ладно, не трогаю. Но что это за штуки? Яд? Лекарства? Или ты тут просто коллекцию собираешь?
Зекора шагнула ближе, её копыта бесшумно коснулись пола, и голос её стал чуть мягче, но сохранил ритм стиха:
— Травы, корни, звёздный свет, в склянках сила, что даёт ответ.
Она указала копытом на одну из баночек, где мерцала голубая жидкость:
— Боль унять, сон подарить, или дух твой укрепить.
Стив скрестил руки на груди, его брови приподнялись, а голос стал чуть насмешливым:
— То есть, ты тут местный алхимик? Или колдунья? Потому что это всё больше похоже на магию, чем на медицину.
Зекора улыбнулась, её грива качнулась, и она ответила, голос её был тёплым, но с лёгким намёком на вызов:
— Магия в траве живёт, кто поймёт — тот и возьмёт.
Стив покачал головой, его губы дрогнули в слабой усмешке. Он отошёл от полок, решив исследовать дальше, и приблизился к окну. Сквозь мутное стекло виднелся лес — густой, тёмный, с деревьями, чьи ветви сплетались так плотно, что свет едва пробивался сквозь них. Тени двигались, или ему показалось? Он прищурился, пытаясь разглядеть хоть что-то знакомое, но лес молчал, храня свои тайны.
— Вечнодикий лес, значит, — пробормотал он, опираясь рукой о стену. — Похоже на место, где можно пропасть навсегда… или найти что-то, о чём потом пожалеешь.
Он обернулся к Зекоре, что снова стояла у котла, и спросил, голос его стал серьёзнее:
— А что там, за стенами? Этот лес… он опасный? Или это просто твой сад с травами?
Зекора подняла взгляд, её глаза блеснули, и она ответила, слова её были медленными, полными скрытого смысла:
— Лес живой, он дышит, ждёт, кто войдёт — тот путь найдёт.
Она помешала варево, пар поднялся выше, и добавила:
— Опасен тем, кто слеп душой, но чистым светит путь прямой.
Стив фыркнул, отходя от окна, и пробормотал:
— Загадками говоришь… Ну ладно, я не слепой, но и не святой. Посмотрим, что этот лес мне приготовил.
Он вернулся к кровати, чувствуя, как силы снова начинают покидать его, и сел, опустив голову. Зекора наблюдала за ним молча, её грива слегка колыхалась в такт дыханию котла. Стив посмотрел на неё, его взгляд стал твёрже, и он сказал, голос был низким, но полным решимости:
— Ты меня вытащила, и я благодарен. Но я не привык сидеть сложа руки. Если этот лес — мой путь, я хочу знать, что меня ждёт. И как мне вернуться туда, откуда я пришёл.
Зекора кивнула, её голос стал мягче, как шепот ветра в листве:
— Силы вернутся, жди свой час, духи шепчут путь для нас.
Стив откинулся на подушку, закрывая глаза, и пробормотал:
— Ждать, значит… Ладно, но недолго. Я не из тех, кто прячется.
Сон всё-таки настиг его, укутывая, как тёплое одеяло, и унося туда, где тишина была единственным ответом на все его вопросы.