МойФанфик

Ночной сумрак медленно окутывал террасу Кантерлотского замка, словно невидимый художник широкими мазками наносил на небо тёмно-фиолетовые тона, смешивая их с остатками давно угасшего розового заката. Звёзды, одна за другой, проступали на этом полотне, их холодный, мерцающий свет отражался на гладких мраморных плитах, создавая причудливые узоры, похожие на осколки далёких миров. Ветер, лёгкий и прохладный, поднимался с гор, принося с собой слабый аромат диких трав и далёкий, едва уловимый шум водопадов, что струились где-то внизу, в ущельях, скрытых вечерней дымкой. Терраса, окружённая изящными колоннами, казалась островком тишины и покоя, но для Стива этот покой был лишь иллюзией, тонкой коркой льда над бурлящей бездной его мыслей.

Он сидел, прислонившись спиной к холодным перилам, колени подтянуты к груди, словно пытаясь сжаться в комок и спрятаться от мира. Кимоно, сшитое Рарити, смялось под ним, его тёмная ткань с узорами созвездий тускло мерцала в слабом свете звёзд, будто отголоски тех небес, что раскинулись над головой. Слёзы, что недавно текли по его щекам, высохли, оставив солёные дорожки, которые стягивали кожу, а знаки на его руках — лунный месяц на правой и солнце на левой — слабо пульсировали, как угасающие угли в давно забытом костре. Его пальцы сжимались в кулаки, ногти впивались в ладони, оставляя красные полумесяцы, а в голове всё ещё звучал тот монолог, что вырвался из него здесь, на террасе, словно крик, заглушённый ветром: семья, что отвергла его ещё в юности, война, что сломала его дух и тело, одиночество, что выжгло всё внутри, оставив лишь пустую оболочку. Он стиснул зубы, чувствуя, как горло сжимается от подступившего комка, и пробормотал, а голос хрипел, как старый двигатель, который вот-вот заглохнет:

— Хватит ныть, Картер. Соберись, чёрт возьми.

Стив глубоко вдохнул, прохладный воздух Кантерлота ворвался в его лёгкие, принося слабое облегчение, и медленно поднялся, разминая затёкшие ноги. Мышцы ныли, словно после долгого марша, спина хрустнула, когда он выпрямился, но он заставил себя двигаться, стиснув зубы от боли. Оставаться здесь, на террасе, утопая в жалости к себе, было не в его правилах — армия научила его держать удар, даже если внутри всё трещит по швам, даже если каждый шаг отдавался глухой болью в костях. Он отряхнул кимоно, пальцы прошлись по складкам ткани, поправляя рукава, чтобы скрыть знаки, и направился к дверям, ведущим в замок. Его ботинки стучали по мрамору с ритмичным, тяжёлым звуком, эхо разносилось по пустынному пространству, словно шаги часового на посту.

Замок встретил его тишиной, нарушаемой лишь редкими звуками — далёким звоном посуды где-то в глубине коридоров, шорохом ткани, когда слуги проходили мимо, да потрескиванием факелов, подвешенных в бронзовых держателях на стенах. Высокие витражи в окнах отбрасывали на пол цветные блики — красные, синие, золотые, — создавая мозаику света, которая двигалась вместе с тенями. Стражники в золотой броне стояли у колонн, их лица скрыты шлемами, копья в руках сияли в свете огней, словно выкованные из звёздного металла. Стив шагал по коридорам, ориентируясь по памяти — его комната находилась где-то в западном крыле, за поворотом налево, мимо зала с гобеленами, где, как он помнил, висели изображения древних битв и принцесс, что правили этим миром. Он потирал шею, чувствуя, как усталость тянет его вниз, словно свинцовые гири, привязанные к ногам, а мысли кружились в голове, как рой разъярённых пчёл: сны, что мучили его по ночам, знаки на руках, что не давали покоя, этот странный мир, полный магии и существ, которых он не мог понять.

Он не заметил, как из-за поворота донёсся звонкий, беззаботный смех, пока его взгляд не наткнулся на молодую пони, стоявшую посреди коридора. Она была высокой, изящной, с шерстью цвета светлого аметиста, что переливалась в мягком свете люстр, подвешенных под потолком. Её грива, струящаяся волнами розового и голубого, напоминала закатное небо, а крылья, аккуратно сложенные вдоль боков, были украшены тонкими узорами, едва заметными в полумраке. Рог на её лбу сиял мягким, тёплым светом, а на боку мерцал рисунок — кристальное сердце, окружённое золотыми завитками, символ её магии и происхождения. Она кружилась на месте, напевая какую-то весёлую мелодию, её копыта легко стучали по мрамору, создавая ритмичный, почти танцевальный звук. Но, заметив Стива, она резко остановилась, наклонив голову набок, её длинные ресницы дрогнули, а глаза — большие, яркие, как сапфиры — сверкнули неподдельным любопытством.

— Ой! — воскликнула она, её голос был мелодичным, с игривой ноткой, что звенела в воздухе, как колокольчик на ветру. — А ты кто такой? И почему ты такой грустный? Улыбнись, это же Кантерлот! Здесь всегда весело, даже если ты немного потерялся!

Стив замер на месте, его брови медленно поползли вверх, а рот приоткрылся от неожиданности. Он осмотрел её с ног до головы — рог, крылья, знак сердца на боку, — и тяжело вздохнул, потирая виски пальцами, чувствуя, как головная боль, что тлела где-то в глубине черепа, начинает разгораться. Ещё одна принцесса? Или что-то в этом роде? Он выпрямился, расправив плечи, его голос был хриплым, с лёгкой иронией, что маскировала усталость и раздражение:

— Серьёзно? Сколько тут принцесс на квадратный метр? Я каждые два шага на новую натыкаюсь. Это что, традиция такая — прятать их за каждым углом, чтобы путать чужаков вроде меня?

Пони моргнула, её длинные ресницы дрогнули, а грива качнулась, когда она нахмурилась, топнув копытом по мрамору с глухим, но звонким стуком. Её голос стал громче, но в нём звенела весёлая укоризна, как у ребёнка, который притворяется обиженным, чтобы привлечь внимание:

— Эй, это нечестно! Я задала вопрос первой, а ты уворачиваешься, как хитрый лис из сказок тёти Искорки! Кто ты такой? И почему ты ходишь с таким лицом, будто грозовая туча над тобой висит и вот-вот грянет молния?

Стив стиснул зубы, чувствуя, как раздражение шевельнулось в груди, словно старый зверь, разбуженный громким шумом. Но её искренность — почти детская, наивная, без капли злобы — сбивала его с толку, не давая злости вырваться наружу по-настоящему. Он махнул рукой, пытаясь отмахнуться от её вопросов, как от надоедливой мухи, его голос стал ворчливым, как у старого солдата, уставшего от глупостей новобранцев:

— Слушай, принцесса, или кто ты там, мне не до игр сейчас. Иди… танцуй дальше, пой свои песенки, а я пошёл спать. День был длинный, и я не в настроении для весёлых загадок.

Он шагнул мимо неё, его ботинки скрипнули по мрамору, оставляя за собой слабое эхо, но пони, с неожиданной ловкостью и прытью, запрыгнула ему на спину, её передние копыта обхватили его шею, а грива, мягкая и пушистая, защекотала лицо, пахнущая чем-то сладким, как ваниль с ноткой цветов. Она хихикнула, её голос звенел, как колокольчик, полный восторга и озорства:

— Не-ет! Ты не уйдёшь так просто! Прокати меня на спине! Это будет твоё извинение за то, что ты такой грубиян и не ответил на мой вопрос!

Стив замер, его глаза расширились от шока, челюсть отвисла, а руки инстинктивно взметнулись вверх, пытаясь схватить её копыта и оторвать их от себя. Её вес — лёгкий, но ощутимый — придавил его плечи, и он рявкнул, голос сорвался на крик, полный возмущения и растерянности:

— Какого хрена?! Слезь с меня, сейчас же! Ты что, совсем спятила, мелкая?!

Он крутнулся на месте, пытаясь стряхнуть её, как собака стряхивает воду после дождя, но она держалась крепко, как кошка, вцепившаяся когтями в занавеску, её хихиканье стало громче, звеня в его ушах, словно весёлый перезвон. Стив схватил её копыта, пальцы сжались вокруг них, пытаясь оторвать её от себя, но она лишь крепче обхватила его шею, её рог мигнул розовым светом, и слабый телекинез мягко, но настойчиво прижал его руки к бокам. Он зарычал, чувствуя, как злость закипает в груди, горячая и острая, но её смех — звонкий, заразительный, полный чистой, неподдельной радости — пробивал его броню, как солнечный луч, что пробивается сквозь тяжёлые тучи. Он попробовал вырваться ещё раз, дёрнувшись всем телом, но понял, что это бесполезно — она была сильнее, чем казалась на первый взгляд, или, может, он был слишком вымотан, чтобы сопротивляться по-настоящему. Вздохнув глубоко, он махнул рукой, голос стал усталым, с ноткой смирения, почти как у побеждённого:

— Да пошло оно всё к чёрту. Держись, мелкая, если тебе так приспичило.

Он пошёл дальше по коридору, её копыта болтались у его груди, грива щекотала шею, а она радостно визжала, будто каталась на самом весёлом аттракционе в мире. Пони в коридорах — стражники в золотой броне, слуги с подносами, украшенными серебряными крышками, придворные в шёлковых нарядах с вышивкой — провожали их взглядами. Кто-то хихикал, прикрывая рот копытом, кто-то качал головой с лёгкой улыбкой, а один из стражников, молодой жеребец с белой шерстью и короткой гривой, даже кашлянул, скрывая смешок, когда Стив прошёл мимо. Стив чувствовал себя как клоун на арене, которого заставили выступать против воли, его щёки горели от стыда, но её восторг — чистый, без капли фальши — странно грел что-то внутри, как слабый огонёк, что разгорается в холодной пещере после долгой ночи. Он буркнул, голос был полон сарказма, но с лёгкой улыбкой, которую он не смог сдержать, несмотря на всё своё раздражение:

— Ты хоть понимаешь, как это выглядит со стороны? Я как осёл с поклажей, а ты — как мешок с картошкой, который я таскаю по замку. Может, ещё и телегу мне прицепить, чтобы ты совсем довольна была?

Она рассмеялась, её голос звенел, как музыка, чистая и лёгкая, и она ткнула его копытом в плечо, игриво, но не больно, словно поддразнивая:

— Ой, да ладно тебе! Ты такой смешной, когда ворчишь, как старый дедушка! И сильный, раз таскаешь меня без проблем! А я не такая уж и тяжёлая, правда? Скажи, что нет, ну же!

Стив закатил глаза, но уголки его губ дрогнули в невольной усмешке, которую он тут же попытался скрыть, кашлянув в кулак. Он дошёл до своей комнаты, толкнул тяжёлую деревянную дверь, украшенную резьбой в виде звёзд и лун, что слабо поблёскивали в свете факелов, и, наклонившись, аккуратно сгрузил её на пол. Она приземлилась на копыта с лёгким стуком, её грива качнулась, и тут же принялась осматривать всё вокруг — кровать с балдахином из тёмного дерева, застеленную шёлковыми простынями цвета полуночного неба, массивный шкаф с зеркальными дверцами, в которых отражались языки пламени, камин, где тлели последние угли, отбрасывая тёплый, оранжевый свет на каменные стены. Её глаза сияли от восторга, голос был полон детского удивления, когда она крутнулась на месте, едва не задев крылом занавески:

— Ого, какая комната! Прямо как у мамы с папой в Кристальной Империи! Ты, наверное, очень важный, раз тебе дали такую красоту! Здесь даже пахнет, как в сказке — деревом, дымом и чем-то сладким!

Стив рухнул на кровать, матрас прогнулся под его весом с тихим скрипом, и он потёр лицо руками, наблюдая за ней через растопыренные пальцы. Её энергия была как ураган — неудержимая, хаотичная, но без злобы, и это сбивало его с толку, как будто он пытался поймать ветер ладонями или удержать воду в сжатом кулаке. Он смотрел, как она крутится у камина, трогает занавески из тяжёлого бархата, её копыта оставляли лёгкие следы на пыльном полу, и наконец буркнул, голос смягчился, но всё ещё был ворчливым, с ноткой усталой насмешки:

— Ладно, мелкая, как тебя хоть зовут? Не могу же я называть тебя «принцессой» всю дорогу, хотя, судя по твоему виду, это было бы недалеко от истины.

Она остановилась, повернулась к нему, её грива сияла в свете камина, переливаясь розовым и голубым, и улыбнулась так широко, что её зубы блеснули, как жемчуг. Она топнула копытом, пол под ней дрогнул, и пропела, голос звенел гордостью и радостью:

— Фларри Харт! А ты Стив, да? Мама про тебя рассказывала! Ты человек из другого мира, с крутыми знаками на руках, которые светятся, как магия! Покажи их мне, ну пожалуйста, я хочу посмотреть!

Стив моргнул, его брови поползли вверх, а рот приоткрылся от удивления. Фларри Харт? Дочь Каденс? Он вздохнул, пробормотав себе под нос, едва слышно, чтобы она не уловила:

— Ну, хоть не принцесса… пока что. Хотя с такими темпами скоро и тебя коронуют.

Фларри хихикнула, подскочив к кровати с такой скоростью, что её крылья слегка распахнулись, а воздух вокруг неё задрожал от её энергии. Её глаза блестели от любопытства и веселья, она наклонилась к нему, чуть ли не касаясь его носа своим, и затараторила, слова лились потоком, как река после дождя:

— Ты такой смешной! Но всё ещё грустный, как тучка перед дождём! Расскажи, почему? Я умею хранить секреты, честно-честно! Мама говорит, что я лучший хранитель тайн во всём замке, даже лучше тёти Искорки, хотя она всегда всё записывает в свои книжки!

Стив посмотрел на неё, её искренность была как свет в тёмной комнате — яркий, но не ослепляющий, тёплый, но не обжигающий. Он покачал головой, голос стал тише, почти нежным, что было для него редкостью, как солнечный день посреди зимы:

— Может, потом, Фларри. Не сейчас. А пока… не прыгай на меня больше, договорились? Я не транспортное средство, и спина у меня не железная.

Она просияла, кивнув так энергично, что её грива запрыгала, словно живая, и он почувствовал, как тяжесть в груди, что давила его весь день, чуть отступила, как будто кто-то приоткрыл окно в душной комнате, впустив свежий воздух. Он откинулся на подушки, глядя на неё, и впервые за долгое время ощутил что-то похожее на покой — слабое, хрупкое, но настоящее.