МойФанфик

Стив едва успел перевести дух, как его подхватила волна пони — разноцветная, шумная, пахнущая свежей травой и сладостями. Они тянули его к центральной площади Понивилля, где праздник Ночной Луны разгорался с неистовой силой. Воздух дрожал от разнообразных звуков: звонкий смех жеребят, топот копыт по булыжникам, скрип тележек, груженных угощениями, и мелодия, что лилась откуда-то издалека — быстрая, чуть резковатая, с переливами флейты и глухими ударами бубна. Над головой покачивались фонарики, подвешенные на тонких верёвках. Их свет — мягкий, золотистый, с оттенком меда — падал на землю, выхватывая из полумрака то угол ратуши, то чью-то яркую гриву. Столы, расставленные вдоль площади, гнулись под тяжестью яств: пироги с хрустящей корочкой, от которых исходил аромат яблок и корицы, кексы, усыпанные сахарной пудрой и блестящими каплями глазури, миски с салатом из трав и цветов — зелёных, сочных, с горьковатым запахом полевых растений, — и кувшины с пенящимся сидром, чей сладкий дух смешивался с прохладой осеннего вечера.

Пони вокруг галдели. Их голоса сливались в гудящий рой: кто-то выкрикивал приветствия, кто-то спорил о том, чей пирог лучше, а кто-то просто пел, не попадая в такт музыке. Жеребята, мелкие и шустрые, как стайка воробьёв, носились между взрослыми, то и дело ныряя под столы или взбираясь на скамейки, чтобы стащить лишний кекс. В небе мелькали пегасы — яркие пятна на фоне тёмного, усыпанного звёздами купола. Один из них, с синей шерстью и гривой, переливающейся всеми цветами радуги, заложил крутой вираж, едва не задев флаг на шпиле ратуши. Толпа ахнула, а затем разразилась восторженными воплями, хлопая копытами по камням. Стив, всё ещё в своей мешковатой военной форме, чувствовал себя так, будто его выдернули из окопа и бросили в самый центр карнавала. Его ботинки, покрытые пылью другого мира, скрипели на булыжниках, ремень сползал с тощих бёдер, и он, в очередной раз подтянув его, тихо выругался себе под нос. Луна осталась где-то позади, окружённая толпой. Её тёмная фигура выделялась на фоне огней, а его, словно добычу, волокли к длинному столу, где уже поджидали две пони. Едва взглянув на них, Стив понял: от этих двоих стоит ждать неприятностей.

Первая — Пинки Пай — возникла перед ним, как розовый вихрь. Её грива, похожая на клубок сахарной ваты, подпрыгивала при каждом движении, а глаза сияли так ярко, что казались двумя крошечными фейерверками. В копытах она сжимала поднос, заваленный кексами: шоколадные, с тёмными разводами крема, ванильные, усыпанные разноцветной посыпкой, малиновые, с ягодами, что блестели, и ещё какие-то, с неведомыми «сюрпризами», от которых Стиву заранее стало не по себе. Она подскочила к нему, чуть не сбив с ног, и завизжала — её голос, высокий и звонкий, резанул по ушам:

— Новый друг! Ты просто ДОЛЖЕН попробовать мои кексы! Они супер-пупер-вкусные! Смотри, вот этот с малиной — сладкий и чуть кисловатый, этот с шоколадом — такой насыщенный, что тает во рту, а этот с сюрпризом — ой, не спрашивай, просто попробуй! — Она сунула поднос прямо ему под нос, и Стив невольно отшатнулся, чувствуя, как густой, почти тошнотворный запах сахара и ванили бьёт в голову.

— Ээ, спасибо, но я… — начал он, пытаясь найти слова, чтобы вежливо отказаться, но Пинки, не слушая, уже ткнула кекс ему в руку. Её улыбка была шире всей площади, и в ней сквозило что-то почти угрожающее — попробуй только сказать «нет».

— Ешь-ешь! Это же праздник! На празднике нельзя грустить, а кексы — это счастье в чистом виде! — пропищала она, подпрыгивая на месте так, что её грива колыхалась, словно розовое облако, готовое вот-вот лопнуть.

Стив подавил тяжёлый вздох, понимая, что сопротивляться бесполезно. Он взял кекс — шоколадный, липкий, с кремом, что мазнул по пальцам, — и откусил кусок. Сладость ударила в нёбо, приторная, густая, с такой концентрацией сахара, что зубы заныли, а горло сжалось. Он проглотил, стараясь не скривиться, и пробормотал, глядя в сторону:

— Неплохо. Но я, знаешь, не фанат сладкого.

Пинки ахнула, её глаза округлились, будто он признался в каком-то страшном преступлении. Она даже замерла на миг, что для неё было редкостью, и уставилась на него с неподдельным ужасом:

— Не фанат сладкого? Да как так можно жить? Сладкое — это жизнь! Это радость! Это… это взрыв вкуса прямо у тебя во рту! — Она подскочила ещё раз, крутанулась в воздухе, словно акробат, и приземлилась, уже держа в копытах два новых кекса. — Попробуй эти! Один с малиной — он такой сочный, а другой с сюрпризом — ну вдруг тебе всё-таки понравится?

Стив стиснул зубы, чувствуя, как липкий крем пристаёт к пальцам, оставляя пятна на рукаве. Он сунул кексы в карман — форма и без того выглядела так, будто её вытащили из мусорного бака, хуже уже не станет — и буркнул, стараясь не сорваться:

— Ладно, я попробую позже. Спасибо, что поделилась.

Пинки просияла, хлопнув копытами так, что по площади разнёсся звонкий шлепок, и умчалась к столу, крича на бегу что-то невнятное про «добавить конфетти в сидр». Стив покачал головой, глядя ей вслед. Её энергия была как ураган — хаотичная, выматывающая, сметающая всё на своём пути, но в этом безумии было что-то искреннее, почти трогательное. Он вытер пальцы о штаны, оставив ещё одно пятно, и подумал, что если эта розовая пони решит его усыновить, он точно не переживёт такого счастья.

Не успел он отойти от стола, как рядом возникла вторая фигура — Искорка, пурпурная единорожка с аккуратной чёлкой и блокнотом, что парил у её рога, окутанный мерцающим фиолетовым светом. Её глаза горели любопытством, и она наклонилась к нему так близко, что Стив почувствовал тепло её дыхания — лёгкое, с едва уловимым ароматом мяты. Она заговорила, и её голос был быстрым, чуть дрожащим от возбуждения:

— Стив, верно? Ты из другого мира? Это просто невероятно! Как ты сюда попал? Это был портал? Заклинание? Может, артефакт? Какой у вас уровень технологий? Есть ли магия? Как она работает? — Вопросы сыпались, как пулемётная очередь, не давая ему вставить ни слова, а её перо, зажатое в магическом поле, яростно царапало бумагу, оставляя кривые строчки.

Стив попятился, сжимая кекс, который Пинки всучила ему раньше, и чувствуя себя, как на допросе — только вместо сурового следователя перед ним стояла говорящая пони с блокнотом и маниакальным блеском в глазах. Он откашлялся, пытаясь собраться с мыслями, и ответил, стараясь не выдать нарастающего раздражения:

— Слушай, Искорка, я не учёный, я солдат. Был взрыв, очнулся тут — вот и вся история. Всё, что у меня есть, — эта форма и… — Он махнул рукой, показывая на свою одежду, потёртую, с пятнами грязи и крема. — Ничего больше. Магии у нас нет, только техника, и я из тех, кто её чинит или строит. Иногда из неё стреляю, если что.

Искорка нахмурилась, её перо замерло в воздухе, а блокнот чуть опустился. Она наклонила голову, будто пыталась сложить пазл из его слов, и задумчиво протянула:

— Взрыв? Какой взрыв? Где это было? И как ты оказался именно здесь? Это может быть ключом к межмировым перемещениям! — Она снова подняла блокнот, её глаза загорелись с новой силой, и перо закружилось над бумагой. — Расскажи подробнее! Что взорвалось? Как это выглядело? Были ли какие-то необычные эффекты?

Стив тяжело вздохнул. Он потёр шею, чувствуя, как форма сползает с плеч, и буркнул, глядя на неё сверху вниз:

— Был взрыв — чёрт его знает, что рвануло. Может, химикаты, может, боеприпасы, может, какая-то дрянь, которую начальство не удосужилось пометить. Я сидел рядом, потом — бац, темнота. Очнулся тут, с этой штукой на руке, — он вытянул правую ладонь, показывая метку лунного месяца, что слабо мерцала, как светлячок в ночи. — Всё, что я знаю, я сказал. Конец доклада.

Искорка ахнула, её рог засветился ярче, и блокнот подлетел к его руке, словно она пыталась сканировать метку магией. Она забормотала, больше себе, чем ему, её голос стал тихим, но торопливым:

— Интересно… Это не похоже на обычную магию Эквестрии. Может, остаточная энергия портала? Или след древнего заклинания? Надо проверить архивы в Кантерлоте. И, возможно, взять образец для анализа! — Она подняла взгляд, её глаза сияли, как звёзды.

— Образец? — Стив отдёрнул руку, нахмурив брови так, что они почти сошлись на переносице. — Я тебе не лягушка для препарирования, дамочка. Я ещё живой, если ты не заметила.

Искорка моргнула, потом смущённо улыбнулась, её щёки слегка порозовели. Она отступила на шаг, теребя копытом край блокнота, и пробормотала:

— Ох, прости! Я увлеклась. Просто… это так захватывающе! Ты — живое доказательство существования других миров! Это может перевернуть всё, что мы знаем о магии и науке!

Стив хмыкнул, но уголок его рта дрогнул в намёке на улыбку. Её восторг был почти заразительным, если не считать того, что она смотрела на него, как на экспонат в музее. Он кивнул, смягчив тон, насколько это было возможно:

— Ладно, Искорка, я понял. Но давай позже с твоими опытами, а? У меня голова кругом от этого… — он обвёл рукой площадь, — всего этого цирка.

Искорка кивнула, её блокнот опустился, и она отступила, хотя её взгляд всё ещё цеплялся за него, полный неутолённого любопытства. Стив выдохнул, радуясь минутной передышке, и огляделся, ища, куда бы спрятаться от этого шумного хаоса. Его глаза остановились на краю стола, где устроились несколько жеребят. Они сидели кружком, расставив на скатерти игрушечные чашки — крошечные, расписанные цветочками, — и хихикали, разливая что-то из маленького чайника с потёртым носиком. Стив устало потёр виски, чувствуя, как форма сползает всё ниже, а он сам выглядит как пугало, брошенное посреди ярмарки. Этот праздник выматывал его до предела, но жеребята смотрели на него с такой искренней радостью, что он не смог просто уйти. Если уж ему суждено быть клоуном в этом театре, то он сыграет свою роль до конца.

Стив шагнул к ним. Ботинки скрипнули по камням, и он опустился на одно колено, чтобы оказаться на их уровне. Жеребята — оранжевый, белый и жёлтый, с яркими гривами, — подняли мордочки, их глаза засияли, будто он был героем из сказки. Оранжевая, Скуталу, ткнула копытом в его сторону, её голос был звонким:

— Эй, большой друг! Хочешь чаю? У нас самый лучший чай в Понивилле, честное слово! — Она выпятила грудь, гордо задрав нос, а её крылья — маленькие, ещё не окрепшие — дёрнулись от возбуждения.

Стив усмехнулся, принимая крошечную чашку, которую протянула белая, Свити Белль. Чашка была такой маленькой, что едва помещалась между его пальцами, и он осторожно сжал её, чтобы не раздавить. Поднёс к губам, сделал глоток — это оказался сладкий яблочный сок, прохладный, с лёгкой кислинкой, а вовсе не чай, — и, заметив, как жеребята ждут его реакции, растянул процесс, притворно смакуя. Он прищурился, будто оценивая вкус, и наконец буркнул:

— Неплохо, мелкие. Совсем неплохо.

Жеребята взорвались восторгом, прыгая вокруг него, как стайка щенков. Скуталу хлопнула копытами, Свити Белль завизжала, а жёлтая, Эппл Блум, ткнула Скуталу в бок, шепнув что-то про «настоящего героя». Стив, несмотря на усталость и цинизм, что въелся в него за годы службы, почувствовал, как что-то тёплое шевельнулось в груди. Это было нелепо — сидеть тут, среди игрушечных чашек, потягивать сок и слушать детский смех, — но это тепло напомнило ему о чём-то давно забытом. О днях, когда он сам был мальчишкой, когда мир ещё не превратился в череду приказов, выстрелов и потерь.

Он допил чашку, протянул её обратно Свити Белль, и та, сияя, налила ему ещё, чуть пролив сок на скатерть. Стив взял вторую порцию и, качая головой, пробормотал:

— Ещё есть, говорите? Ну, давайте, угощайте.

Они завизжали, толкая друг друга, и наперебой начали рассказывать, как делали этот «чай» — мол, яблоки с фермы Эппл Блум, а сахар они стащили у Пинки, пока та не видела. Стив слушал, потягивая сок, и впервые за вечер поймал себя на том, что почти расслабился. Этот момент — простой, глупый, детский — был как глоток воздуха посреди удушающего праздничного безумия.

Но тишина рухнула внезапно, как обвал в шахте. Толпа затихла, голоса смолкли, даже музыка замерла на полуноте. Стив поднял взгляд, всё ещё держа четвёртую чашку, и увидел, как на площадь вступила новая фигура. Высокая белая пони, величественная, словно статуя, вырезанная из мрамора. Её грива струилась, как радужный шёлк, переливаясь мягкими волнами, а рог сиял слабым тёплым светом. Крылья были сложены у боков, а глаза — глубокие, мягкие, но с властной искрой — медленно обвели толпу. Все пони, кроме Луны, разом склонились в поклоне, даже жеребята замерли, опустив мордочки к земле. Стив, потягивая сок, лишь устало смотрел на это зрелище, прислонившись к столу. Ещё одна принцесса? Он уже давно перестал удивляться. Форма сползла с плеча, он подтянул ремень, не вставая, и подумал, что этот мир явно переборщил с королевскими особами.

Луна, стоявшая у края площади, оживилась, её глаза засияли, как звёзды в ясную ночь. Она бросилась к белой пони, чуть не подпрыгивая от радости, и обняла её, прижавшись мордой к её шее. Её голос, обычно сдержанный, дрожал от восторга:

— Селестия! Сестрёнка! Ты приехала! Спасибо, что смогла, я так ждала тебя на этом празднике!

Селестия — так, значит, её звали — улыбнулась. Её грива качнулась, отбрасывая мягкий свет, словно солнечные лучи в полдень. Она обняла Луну в ответ и проговорила теплым, полным нежности голосом:

— Конечно, Луна. Я не могла пропустить твой праздник, особенно в честь моей любимой младшей сестрички.

Стив хмыкнул, допивая чашку. Сестрёнка? Ещё одна принцесса в семейном древе. Он поставил чашку на стол. Жеребята шептались, поглядывая на Селестию с благоговением, а он просто наблюдал, чувствуя себя зрителем в каком-то театре абсурда. 

Луна отступила. Её улыбка была шире, чем когда-либо, и Селестия, наконец, заметила Стива. Её глаза, мудрые и внимательные, остановились на нём, и одна бровь слегка приподнялась, словно она решала, что перед ней — диковинка или угроза.

— Луна, кто этот… необычный гость? — спросила она. Её голос был мягким, но с лёгкой ноткой интереса, что пробивалась сквозь спокойствие.

Луна обернулась, и шагнула к Стиву, улыбнувшись.

— Это Стив Картер, — сказала она. — Он из другого мира, попал сюда случайно. Я привела его, чтобы помочь разобраться. Он… интересный, скажем так.

Стив выпрямился, чувствуя, как взгляды всей площади впиваются в него. Он хотел было отчеканить своё армейское представление — имя, звание, номер части, — но Луна уже всё сказала, и он ограничился коротким кивком, буркнув:

— Приятно познакомиться, мэм.

Селестия улыбнулась, её глаза блеснули мягким светом, но в этот момент Скуталу, сидевшая рядом, ткнула его копытом в бок. Её мордочка сияла любопытством, а голос был полон детского нетерпения:

— Эй, Стив, а какая у тебя метка? Покажи! — Её глаза округлились, а Эппл Блум и Свити Белль подались ближе, кивая в унисон.

Стив моргнул, озадаченный. 

— Метка? Это ещё что за ерунда?

Свити Белль всплеснула копытами, её голос взлетел от возбуждения, чуть не сорвавшись на визг:

— Ну, метка! У каждой пони есть особая метка, которая показывает, кто ты и что умеешь! Вот у меня — нота, потому что я люблю петь и сочинять песни! — Она гордо задрала бок, показывая крошечный рисунок на шерсти.

Стив нахмурился, вспоминая светящийся знак, что появился на его коже после взрыва. Он закатал рукав, обнажая правую руку. Лунный месяц, бледно-голубой, слабо мерцал на коже, как фосфор в темноте. Он поднял руку, показывая жеребятам, и пробормотал, пожав плечами:

— Вот, что ли? Не знаю, что это такое. Само появилось, без спроса.

Толпа затихла, как по щелчку. Пони замерли, их глаза впились в знак. Даже Пинки перестала подпрыгивать. Искорка ахнула, её блокнот шлёпнулся на землю, Рарити прижала копыто к губам, Эпплджек нахмурилась, Рэйнбоу Дэш зависла в воздухе, а Флаттершай спряталась за своей гривой. Луна и Селестия переглянулись, и выражения их лиц стали серьёзными, почти суровыми. Гробовая тишина накрыла площадь, и Стив, всё ещё держа руку под взглядами десятков глаз, почувствовал, как по спине пробежал холодок.

— Чёрт, — вырвалось у него, голос хрипло разрезал молчание, — что я опять натворил?