МойФанфик

Утренний свет, мягкий, словно растопленное золото, просачивался сквозь плотные бархатные шторы, обрамляющие высокие стрельчатые окна в комнате Стива, расположенной в одном из бесчисленных крыльев Кантерлотского замка. Лучи, тонкие и тёплые, скользили по отполированному до зеркального блеска мраморному полу, выхватывая из полумрака изящные изгибы резных ножек кровати и отбрасывая на стены узоры, напоминающие кружева, сотканные из теней. За окном, где ветви садовых деревьев слегка покачивались под лёгким утренним бризом, раздавалось приглушённое пение птиц — мелодичное, но ненавязчивое, словно далёкий перезвон колокольчиков. Воздух в комнате был прохладным, с едва уловимым ароматом лаванды, исходящим от подушек, и слабым запахом старого дерева, пропитавшего мебель. Стив открыл глаза, его тело заныло от сна на жёстком матрасе, мышцы затекли, как после долгого марша под палящим солнцем, но разум был на удивление чистым, свободным от привычного груза кошмаров. Впервые за долгое время он не видел во сне ни горящего Понивилля, ни пылающих глаз Дейбрейкер, ни того зловещего шёпота, что цеплялся за его сознание, как паутина. Только тишина, глубокая и почти пугающая своей непривычностью.

Он медленно сел, потирая шею ладонью, его пальцы прошлись по грубой ткани кимоно, сшитого Рарити. Тёмная материя смялась за ночь, а серебряные узоры созвездий, вышитые с такой тщательностью, тускло мерцали в слабом свете, словно звёзды, затянутые дымкой. Знак лунного месяца на правой руке и солнце на левой слабо пульсировали, их мягкое свечение было спокойным, почти умиротворяющим, но всё же напоминало о вчерашнем срыве на террасе — о тех резких словах, что вырвались из него, как осколки, и о Фларри Харт, чья музыкальная шкатулка лежала на столе в углу комнаты. Потёртая, с облупившейся краской и ржавыми петлями, она казалась маленьким символом надежды, хрупким, но упрямым. Стив бросил на неё взгляд, его губы дрогнули в едва заметной усмешке, и он пробормотал, голос хриплый, ещё не отошедший от сна:

— Ну, мелкая, погнали. Посмотрим, что я смогу выжать из этого старья.

Он поднялся с кровати, размял плечи, хрустнув суставами с громким треском, который эхом отозвался в тишине комнаты, и подошёл к столу. Его движения были резкими, но точными, как у человека, привыкшего к порядку даже в хаосе. На столе лежали чертежи — несколько мятых листков бумаги, испещрённых набросками шестерён, пружин и рычагов. Перо, к которому его пальцы всё ещё не привыкли, оставило неровные, но чёткие линии, достаточно ясные, чтобы кузнец понял, что от него требуется. Стив аккуратно сложил их, засунул под мышку и натянул ботинки, их подошвы скрипнули по мрамору, когда он направился к двери. Его цель была ясна: кузница, которую он заметил вчера у подножия замка, среди нагромождения каменных построек. Там, среди молотов и раскалённого металла, он надеялся найти инструменты, чтобы вернуть шкатулке Фларри её голос. Он бросил последний взгляд на знаки на руках, покачал головой, словно отгоняя назойливую мысль, и вышел, дверь тихо хлопнула за его спиной, оставив комнату в сонной тишине.

***

Кантерлот просыпался медленно, словно огромное, ленивое существо, неохотно открывающее глаза после долгой спячки. Коридоры замка, выложенные белым камнем, сияли в утреннем свете, отражая лучи, что пробивались сквозь высокие витражи. Стекло, расписанное сценами из истории Эквестрии, раскрашивало пол в радужные узоры — красные, синие, золотые пятна плясали на мраморе, создавая иллюзию живого ковра. Стражники в золотой броне маршировали по коридорам, их копыта стучали по камню в чётком, почти гипнотическом ритме, а шлемы сверкали, отражая свет, как зеркала. Их доспехи позвякивали при каждом шаге, издавая слабый металлический звон, который смешивался с далёким гулом голосов и смеха, доносящихся из открытых окон. Слуги, одетые в скромные, но аккуратные серые туники, сновали туда-сюда, неся корзины, полные спелых фруктов — яблок, чей терпкий аромат смешивался с воздухом, винограда, чьи гроздья блестели каплями росы, и свежеиспечённого хлеба, от которого исходил тёплый, дразнящий запах, заставляющий желудок Стива невольно сжаться.

За окнами, в небе над замком, пегасы чистили облака, их крылья мелькали, как белые молнии, разрезающие голубую гладь. Их голоса, полные смеха и лёгкой бравады, доносились сверху, смешиваясь с пением птиц и шелестом листвы из садов, где цветы — розы, лилии, лаванда — источали сладкий, почти одуряющий аромат. Улицы Кантерлота, вымощенные белым камнем, сияли под солнцем, их поверхность была гладкой, как стекло, отполированной сотнями копыт и временем. Стив шагал к кузнице, чувствуя на себе взгляды пони — любопытные, но не враждебные, полные того детского удивления, с которым они всегда смотрели на него, чужака в их мире. Его кимоно, тёмное, с серебряными узорами, резко контрастировало с их яркими гривами и хвостами — фиолетовыми, розовыми, голубыми, — и он невольно ускорил шаг, не желая становиться центром внимания. Ботинки стучали по камням, звук был резким, отрывистым, как метроном, отсчитывающий время в этом слишком ярком, слишком живом мире.

Но у поворота, где дорога начинала спускаться к подножию замка, он наткнулся на знакомые фигуры — Искорку и Рэйнбоу Дэш. Искорка стояла, погружённая в свои мысли, её рог слабо мигал фиолетовым светом, удерживая в воздухе свиток, испещрённый её аккуратным почерком. Её глаза, большие и блестящие, пробегали по строчкам с такой скоростью, что казалось, она вот-вот начнёт дымиться от напряжения. Рэйнбоу Дэш парила рядом, её радужная грива сверкала в лучах солнца, переливаясь всеми цветами спектра, а крылья лениво хлопали, поддерживая её в воздухе. Её поза была расслабленной, но в глазах плясали искры нетерпения, словно она ждала момента, чтобы сорваться с места. Они заметили Стива почти одновременно, и Искорка тут же просияла, её копыта стукнули по камням, когда она поспешила к нему, едва не споткнувшись о край мостовой.

— Стив! Доброе утро! — воскликнула она, её голос звенел энтузиазмом, чистый и высокий, как колокольчик, раскачиваемый ветром. — Ты куда так рано? И что это у тебя под мышкой? Это… чертежи, да? — Её глаза загорелись любопытством, свиток, который она держала, замер в воздухе, забытый, а рог мигнул ярче, выдавая её волнение. — Ты что-то придумал? Это связано с чем-то важным? О, я могу помочь, если ты расскажешь!

Рэйнбоу приземлилась рядом, её копыта коснулись земли с лёгким стуком, и она ухмыльнулась, ткнув копытом в сторону Стива. Её глаза сверкнули озорством, а голос был с ноткой привычной бравады:

— Да, чувак, что за бумажки? Планируешь построить самолёт или что-то такое крутое? — Она наклонила голову, её грива качнулась, словно радуга, пойманная в движении, и добавила, подмигнув: — Если да, я первая в очередь на тест-драйв! Только не забудь добавить пару пушек, чтобы я могла показать этим облакам, кто тут главный!

Стив стиснул зубы, его рука невольно сжала чертежи, смяв края бумаги с тихим шуршанием. Их вопросы, такие искренние, такие добрые, били по его нервам, как молотки по раскалённому железу, и он почувствовал, как внутри закипает раздражение — горячее, острое, знакомое. Он не хотел их обидеть, но слова, их бесконечные слова, цеплялись за него, как колючки, и он не знал, как от них избавиться. Он махнул рукой, голос вырвался ворчливым, почти грубым, как у старого сержанта, отчитывающего новобранцев за плохо вычищенные сапоги:

— Некогда мне болтать, девчонки. Надо кое-что сделать, и это не ваше дело. Отстаньте, а? — Он шагнул мимо них, его плечо чуть не задело Искорку, но он не остановился, не оглянулся, его взгляд был прикован к дороге впереди.

Искорка нахмурилась, её брови сдвинулись, а рог мигнул ярче, выдавая её растущее беспокойство. Она поспешила за ним, её копыта застучали по камням, голос стал громче, полным настойчивости, почти умоляющим:

— Стив, подожди секунду! Ты же знаешь, я могу помочь! Если это чертежи, они могут быть связаны со знаками на твоих руках! — Она указала копытом на его ладони, где слабо мерцали символы луны и солнца. — Я могла бы проанализировать их, найти закономерности, может, даже понять, что они значат и откуда взялись! Ты же знаешь, я хороша в этом, дай мне хотя бы взглянуть! Это ведь не просто бумажки, правда?

— Сказал же, некогда! — рявкнул Стив, его голос прогремел, как выстрел, эхо отразилось от высоких стен замка, заставив нескольких стражников обернуться. Он не обернулся сам, его шаги ускорились, ботинки загрохотали по камням, как молот по наковальне. — Потом поболтаем, когда я разберусь сам. Отцепитесь уже!

Рэйнбоу фыркнула, её крылья взметнулись, поднимая её в воздух с резким хлопком, и она крикнула ему вслед, её голос был полон раздражения, но с лёгкой, едва заметной ноткой обиды:

— Ну и ладно, ворчун! Делай что хочешь, но мы ещё припомним тебе эту грубость! — Она зависла в воздухе, скрестив передние копыта. — Не думай, что сможешь вечно от нас отмахиваться, как от назойливых мух! Мы всё равно докопаемся до правды, вот увидишь!

Стив не ответил, его ботинки продолжали стучать по камням, унося его вниз по склону, пока голоса Искорки и Рэйнбоу не растворились в утреннем шуме замка — в звоне доспехов, шелесте крыльев и щебетании птиц. Он выдохнул, воздух вырвался из его груди с резким свистом, и он почувствовал лёгкий укол вины, что кольнул его, как заноза под кожей. Они не заслуживали его резкости, он знал это, но их любопытство, их желание помочь были как ножи, вонзающиеся в ту часть его души, которую он предпочитал держать под замком. Он не хотел втягивать их в свои проблемы — не сейчас, не пока сам не поймёт, что за чертовщина творится с этими знаками, снами и его собственным разумом.

***

По пути к кузнице он неожиданно столкнулся с новым лицом. Молодой стражник, едва ли старше жеребёнка, в золотой броне, что казалась ему слегка великоватой, шагнул навстречу, преграждая дорогу. Его шерсть была светло-бежевой, грива — тёмно-коричневой, коротко подстриженной, а глаза, большие и зелёные, смотрели на Стива с смесью любопытства и настороженности. На боку висел короткий меч, а копьё, что он держал в копыте, слегка дрожало, выдавая его неопытность.

— Эй, ты! Человек! — голос стражника был высоким, слегка дрожащим, но он старался звучать уверенно. — Назовись! Куда идёшь так рано? Приказ капитана — проверять всех, кто не из местных, особенно… ну, таких, как ты.

Стив остановился, его брови поднялись, а взгляд стал холодным, оценивающим, как у солдата, что прикидывает, стоит ли противник его времени. Он медленно скрестил руки на груди, чертежи зашуршали под мышкой, и ответил, голос был ровным, но с лёгкой насмешкой:

— Стив. Иду в кузницу. Это всё, что тебе нужно знать, малец. Или мне стоит доложить твоему капитану, что ты задерживаешь меня без причины?

Стражник замялся, его уши дёрнулись, а копьё чуть опустилось. Он кашлянул, пытаясь сохранить лицо, и пробормотал, отводя взгляд:

— Ладно, ладно, иди. Просто… будь осторожен там, человек. Говорят, кузнец не любит, когда его отвлекают от работы. — Он отступил в сторону, пропуская Стива, но его глаза продолжали следить за ним, пока тот не скрылся за поворотом.

Стив хмыкнул себе под нос, покачивая головой. «Малец, а уже при исполнении. Хоть бы доспехи подогнали по размеру». Он продолжил путь, спускаясь по узкой тропе, что вилась между каменных стен и цветущих кустов, пока не достиг подножия замка.

***

Кузница стояла у основания горы, её массивные каменные стены были покрыты чёрной копотью, словно старый котёл, что слишком долго простоял на огне. Из широкой трубы, торчащей из крыши, валил густой, чёрный дым, что поднимался к небу, смешиваясь с утренним туманом и оставляя в воздухе резкий запах угля. Аромат раскалённого металла и пота ударил в нос, как удар молота, и Стив толкнул тяжёлую деревянную дверь, её петли заскрипели, как несмазанные суставы старой машины. Внутри было жарко, воздух дрожал от жара огромного горна, где угли пылали красным, как свежая кровь, и шипели, когда на них падали искры, рассыпаясь по полу, как крошечные звёзды. На стенах, закопчённых и исцарапанных временем, висели молоты всех размеров — от маленьких, для тонкой работы, до массивных, что могли расколоть камень одним ударом. Клещи с длинными ручками, напильники с острыми зубьями и ряды металлических прутьев заполняли пространство, а полки, грубо сколоченные из тёмного дерева, ломились от заготовок — листов железа, стальных болванок, медных пластин. В центре кузницы стояла наковальня, её поверхность блестела, исцарапанная тысячами ударов, как лицо ветерана, что видело слишком много сражений.

Из глубины помещения, где тени плясали на стенах, выступил пожилой пони. Его шерсть была серой, выцветшей, как старое железо, а грива, торчащая во все стороны, напоминала стальную стружку, что сыпется с точильного камня. Шрамы, глубокие и неровные, покрывали его бока — следы ожогов и порезов, оставленные годами работы у огня и металла. Его глаза, тёмные и цепкие, как у ястреба, впились в Стива, изучая его с ног до головы, а голос, низкий и хриплый, как скрип несмазанного механизма, разрезал гул кузницы:

— Чего надо, человек? Первый раз тебя тут видим. Говори быстро, у меня железо стынет.

Стив выпрямился, его спина стала прямой, как штык, и он шагнул к верстаку, разложив чертежи с лёгким шуршанием бумаги. Он ткнул пальцем в наброски, голос был твёрдым, уверенным, как у человека, который точно знает, чего хочет, и не привык тратить время на пустые разговоры:

— Нужно сделать вот это. Отвёртки — маленькие, для мелкой работы, с тонкими концами, чтобы винты не срывать. Пинцет — гибкий, но крепкий, чтобы не гнулся под нагрузкой. Лупу — с хорошим увеличением, чтобы видеть каждую царапину и трещину. Всё для точной работы, не для подков или плугов. Сделаешь?

Пони прищурился, наклонился над чертежами, его грива качнулась, закрыв один глаз, и он хмыкнул, пробормотав себе под нос, словно разговаривая с самим собой:

— Хм… точная работа, говоришь? Не для моих копыт, это точно. — Он выпрямился, его взгляд стал острым, как лезвие только что откованного клинка. — Сделаю. Но ты поможешь. В моей кузнице бездельников не держат, понял? Если хочешь инструменты, берись за дело.

Стив кивнул, его губы дрогнули в лёгкой усмешке, что была больше похожа на гримасу, и он ответил, голос стал чуть мягче, но всё ещё твёрдым, с ноткой уважения:

— Договорились. Я не из тех, кто привык сидеть сложа руки и ждать, пока другие пашут. Давай начнём, старик.

Кузнец, представившийся как Железный Маки — имя, что идеально звучало и подходило ему, — буркнул что-то одобрительное, его голос был похож на грохот камней, падающих в шахту. Он указал копытом на горн, где угли пылали, как адское пламя, и кивнул в сторону мехов:

— Раздувай огонь, человек. И не зевай, если не хочешь, чтобы я твой нос подпалил.

Следующие два часа прошли в ритме, знакомом Стиву до боли в костях — ритме работы, что напоминала ему дни, когда он чинил танки под палящим солнцем пустыни, а пот стекал по спине, смешиваясь с пылью и машинным маслом. Он взялся за мехи, его руки двигались уверенно, накачивая воздух в горн, и угли вспыхивали ярче, их жар лизал кожу, оставляя ощущение, что он стоит у открытой топки. Железный Маки работал молотом, его удары были точными, мощными, как выстрелы из гаубицы, и искры летели во все стороны, как звёзды, сорвавшиеся с небес. Стив держал раскалённые заготовки клещами, его пальцы, огрубевшие от старых мозолей, не дрогнули ни разу, даже когда жар обжигал кожу. Они ковали отвёртки — тонкие, с закалёнными концами, что могли вскрыть самый крошечный винтик без повреждений. Пинцет вышел гибким, но прочным, как хирургический инструмент, способный удержать тончайшую деталь. Лупа, с оправой из лёгкого сплава, лежала в руке удобно, её стекло увеличивало всё до мельчайших деталей, как глаз ювелира.

В какой-то момент к ним присоединился ещё один обитатель кузницы — молодой подмастерье по имени Эмбер Спарк, худощавый жеребёнок с огненно-рыжей гривой и глазами, полными любопытства. Его шерсть была покрыта сажей, а копыта дрожали от волнения, когда он подавал инструменты или подбрасывал уголь в горн. Он нерешительно подошёл к Стиву, пока тот остужал очередную заготовку в бадье с водой, и спросил, голос был тихим, почти робким:

— Ты… ты правда человек? Из другого мира? — Его уши дёрнулись, а глаза расширились, когда он заметил знаки на руках Стива. — Это магия? Или… что-то другое?

Стив взглянул на него, вытирая пот со лба тыльной стороной ладони, и ответил, голос был спокойным, но с лёгкой насмешкой:

— Человек, да. А это… — он поднял руку, где слабо мерцал знак луны, — сам бы хотел знать, малой. Не лезь, если не хочешь неприятностей.

Эмбер Спарк отступил, но его взгляд остался прикованным к Стиву, пока тот возвращался к работе. Железный Маки, заметив это, фыркнул и буркнул, не отрываясь от наковальни:

— Не пялься, Эмбер. Работай, или выгоню к пекарям тесто месить.

Они продолжали, их движения сливались в единый поток, как у старых напарников, что понимают друг друга без слов. Стив подавал советы, указывая на чертежи, его голос был настойчивым, но спокойным, а кузнец, ворча под нос, вносил правки, его молот двигался с точностью, что выдавала десятилетия опыта. Когда инструменты были готовы, Железный Маки отступил назад, вытирая копыто о фартук, и осмотрел их, лежащие на верстаке — блестящие, острые, совершенные.

— Неплохо, человек, — буркнул он, его голос был грубым, но с ноткой уважения. — Для чужака сойдёт. Не ожидал, что у тебя руки растут откуда надо.

Стив хмыкнул, вытирая руки тряпкой, что висела на гвозде у стены, её ткань была грубой, как наждачная бумага, и пахла углём.

— Для старика тоже ничего, — ответил он, его голос был полон сарказма, но с лёгкой улыбкой, что скользнула по его губам. — Не думал, что твои копыта могут ворочать такую мелочь. Обычно вы, пони, больше по подковам и плугам, разве нет?

Железный Маки фыркнул, его ноздри раздулись, и он топнул копытом, пол под ним дрогнул, как от слабого толчка.

— Следи за языком, человек. Я ковал мечи для стражи, когда ты ещё под стол пешком ходил. — Он помолчал, его взгляд смягчился, и он добавил: — Но да, ты прав — это не моя обычная работа. Приятно было сменить темп. Давно не брался за такое.

Стив кивнул, его взгляд стал серьёзнее, и он начал собирать инструменты, аккуратно укладывая их в кожаную сумку, что висела на его плече. Отвёртки звякнули, пинцет лёг ровно, лупа легла последней, её стекло блеснуло в свете горна. Но вдруг он остановился, его рука замерла над сумкой, и в памяти всплыли старые тренировки в армии — копьё, его верный спутник, что не раз спасал ему жизнь в бою. Он достал из кармана ещё один чертёж, потрёпанный, с наброском обоюдоострого копья: симметричные лезвия в форме полукруга, с гравировкой луны и солнца на концах, что переплетались в замысловатом узоре, словно танец света и тени. Он развернул бумагу, протянул её кузнецу, голос стал глубже, полным скрытой надежды и чего-то личного, почти интимного:

— И вот это. Сможешь сделать такое? Это… для меня. Не для дела, а для души.

Железный Маки наклонился над чертежом, его глаза пробежались по линиям, морщины на его лбу углубились, как трещины в старом камне. Он покачал головой, голос стал тяжёлым, как свинец, и полным уверенности:

— Это не просто железо, человек. Луна, солнце… для такого нужна магия, и не простая. Магия принцесс — Селестии и Луны. Без их благословения это будет просто кусок металла, красивый, но мёртвый. Пустая трата времени и угля. Оставь эту затею, пока не поговоришь с ними.

Стив стиснул зубы, его челюсть напряглась, но он кивнул, сворачивая чертёж и убирая его обратно в карман с лёгким шорохом бумаги.

— Понял. Может, позже попрошу их… если решусь. — Он похлопал по сумке, инструменты внутри звякнули, как маленькие колокольчики, и добавил, голос стал искренним, полным благодарности: — Спасибо, старик. Хорошая работа. Я ценю это, правда.

Железный Маки махнул копытом, его грива качнулась, и он буркнул, голос был грубым, но с тёплой ноткой, что проскользнула почти незаметно:

— Иди, человек. И не сломай ничего из того, что я сделал. Эти инструменты — моя гордость, понял? Не подведи.

Стив вышел из кузницы, дым всё ещё цеплялся за его кимоно, пропитывая ткань запахом угля и раскалённого металла. Солнце уже поднялось выше, заливая Кантерлот ярким светом, и он двинулся обратно к своей комнате, ботинки стучали по мрамору коридоров, эхо разносилось по замку, как далёкий барабанный бой. Стражники, слуги, пегасы — все продолжали свой утренний танец, но он едва замечал их, погружённый в свои мысли. Он толкнул дверь своей комнаты, вошёл и бросил сумку на стол, инструменты звякнули, когда она приземлилась с глухим стуком. Шкатулка Фларри ждала его, её потёртое дерево и ржавые петли казались ещё более жалкими в свете дня, но в них было что-то живое, что-то, что звало его. Он сел за стол, развернул инструменты, разложив их перед собой с почти ритуальной аккуратностью, и пробормотал, голос был полон решимости, но с лёгкой усталостью:

— Ну, мелкая, не подведи меня. Давай посмотрим, что тут можно сделать.

Он взял отвёртку, её рукоятка удобно легла в ладонь, холодная и твёрдая, и начал разбирать шкатулку, винтик за винтиком, с осторожностью, что была несвойственна его грубым, привыкшим к войне рукам. Завтра он начнёт по-настоящему, с головой уйдёт в работу, но сегодня — сегодня он подготовит всё, чтобы не подвести ту, кто верил в него больше, чем он сам верил в себя.