МойФанфик

Макс почувствовал, как мир вокруг него медленно возвращается. Сначала это был просто пульсирующий гул в ушах, словно кто-то бил в огромный барабан где-то внутри черепа. Затем — лёгкое покалывание в кончиках пальцев, будто их только что разморозили после долгого пребывания в морозилке. Он попытался пошевелиться, но тело отозвалось вялой, почти чужой тяжестью. «Блять… что за херня?» — промелькнуло в голове, и он с усилием открыл глаза.

Свет был тусклым, сероватым, как в старом подвале, где лампочки мигают от перепадов напряжения. Макс моргнул, пытаясь сфокусировать взгляд. Он лежал на жёсткой скамье, обитой потрёпанным дерматином, который скрипнул под его весом, когда он попытался сесть. Помещение вокруг напоминало вход в типичную советскую поликлинику: облупившаяся краска на стенах, выцветший линолеум на полу, покрытый следами от бесчисленных ног, и воздух, пропитанный запахом пыли, дезинфекции и чего-то неуловимо бюрократического. В углу стоял обшарпанный столик с кувшином воды и парой стаканов, а на стенах висели плакаты — пожелтевшие, с потрёпанными краями.

— Где я нахуй? — пробормотал Макс, потирая виски. Голова всё ещё гудела, но уже не так яростно. Он вспомнил вечеринку: смех, банки энергетика, толпу вокруг… и потом тьма. «Наверное, перебрал, и меня вырубило. Эти уроды походу притащили меня в какую-то комнату, чтобы отлежаться. Ванёк, блядь, подставил…»

Он встал, пошатнувшись, и огляделся внимательнее. Помещение было пустым — ни души, только эхо его шагов по коридору, который уходил в полумрак. Стены были увешаны теми самыми плакатами. Макс подошёл ближе к одному из них, висевшему прямо напротив скамьи. Бумага была старой, но текст был напечатан чётко, жирным шрифтом. Надпись наверху гласила: «Инструкция для прибывающих в загробное отделение организации перехода №89».

Макс замер, уставившись на буквы. «Загробное отделение? Это что ещё за хуйня?» По спине пробежал холодный пот, и он почувствовал, как мурашки бегут по коже, словно кто-то провёл ледяным пальцем. Он сглотнул и начал читать дальше. Текст был нудным, как инструкция к какому-то бытовому прибору:

«Уважаемый прибывший! Добро пожаловать в Организацию Перехода №89, специализирующуюся на обработке душ недавно усопших. Не паникуйте — это стандартная процедура, и мы стремимся сделать ваш переход максимально комфортным. Следуйте инструкциям шаг за шагом:

1. Сориентируйтесь в помещении. Если вы проснулись на скамье — это нормально. Ваше тело теперь в переходном состоянии, и любые ощущения (боль, усталость, дезориентация) временны и не причинят вреда.

2. Не пытайтесь вернуться назад. Физический мир для вас закрыт. Любые попытки контакта с живыми приведут к эмоциональному дискомфорту и штрафным баллам в вашем Духовном Досье.

3. Направляйтесь к регистратуре. Это окно с надписью 'Регистратура'. Предъявите номер вашего Духовного Досье (см. пункт 4). Ожидайте вызова по номеру.

4. Номер Духовного Досье. Это уникальный идентификатор вашей души. Посмотрите на внутреннюю сторону ладони правой руки — там отобразится серия цифр. Если номер не виден, подождите 5-10 минут; проявление происходит автоматически.

5. Процедура регистрации. Будьте вежливы с персоналом. Любые жалобы или агрессия будут зарегистрированы и могут повлиять на ваш дальнейший маршрут (рай, чистилище или иные варианты).

6. Успокаивающие советы: Вы не одиноки. Миллионы душ проходят через нас ежедневно. Думайте о приятных моментах из жизни — это поможет адаптироваться. Помните: смерть — это отнюдь не конец, а начало новой главы в вашей истории. Организация Перехода №89 гарантирует справедливость и конфиденциальность.

Если у вас возникли вопросы, обратитесь к дежурному за помощью. Благодарим за сотрудничество!»

Макс отшатнулся от плаката, как от удара. Сердце заколотилось, хотя он и пытался убедить себя, что это розыгрыш. «Кто-то из этих придурков на вечеринке решил меня разыграть. Наверное, накачали чем-то под видом этих ебучих энергосов, и теперь я в каком-то подвале с реквизитом. Блять, Настя или Ванёк — это их рук дело. Пиздец шутники…» Он нервно рассмеялся, но смех вышел сдавленным, и пот на спине стал ещё холоднее. Руки слегка дрожали, когда он провёл ими по лицу.

— Так Макс, спокойствие. Вдох, выдох... Ладно, пошли дальше, посмотрим, что там за цирк, — сказал он сам себе, стараясь звучать уверенно. Коридор был длинным, с тусклыми лампами под потолком, которые противно жужжали. Макс прошёл несколько метров и заметил дверь в соседнее помещение — обычная деревянная дверь с облупившейся краской, слегка приоткрытая. За ней виднелось окно, перегороженное стеклом с небольшой полукруглой форточкой, и надписью над ним: «Регистратура». Внутри, за конторкой, сидел работник — странного вида, с бледной кожей и в помятом костюме, напоминающем форму советского служащего. Он явно скучал, уткнувшись в газету, страницы которой шелестели под его пальцами.

Макс толкнул дверь и вошёл. Помещение было маленьким, заставленным стопками бумаг, старыми картотеками и пыльными папками. Воздух здесь был ещё более затхлым, с привкусом чернил и пожелтевшей бумаги. Работник не поднял глаз, продолжая читать. Макс кашлянул, привлекая внимание.

— Эй, добрый вечер… или день? — начал Макс, подходя к окну. — Слушайте, я тут… ну, в общем, проснулся в вашем… заведении. Меня, наверное, притащили сюда после вечеринки. Я Максим, студент с третьего курса. Можно уже домой? Ключи от комнаты у меня в кармане, наверное.

Работник медленно оторвался от газеты. Его лицо было обычным — морщинистое, с седеющими висками, очки в тонкой оправе, которые сползли на кончик носа. Ничего сверхъестественного, кроме лёгкой бледности, которая вполне могла быть из-за отсвета от лампочек. Он хмыкнул, глядя на Макса с ленивым интересом.

— Хмы… Не первый ты такой сегодня, — проворчал он, складывая газету пополам. Голос был монотонным, как у человека, который повторяет одно и то же уже тысячу раз. — Все вы сначала «вечеринка», потом «розыгрыш». Ладно, давай по делу. Номер Духовного Досье?

Макс моргнул, не сразу сообразив.

— Чего? Духовного… досье? Это как паспорт, что ли? У меня студенческий билет в кармане, если нужно. Или вы про номер телефона? 8-9…

Работник тяжело вздохнул, как будто объяснял азбуку пятилетнему ребёнку. Он откинулся на стуле, который жалобно скрипнул, и поправил очки.

— Ох, новички… Всегда одно и то же, как будто плакаты в коридоре вообще не читаете. Духовное Досье — это индивидуальный номер души. Уникальный, как отпечаток пальца, только для потустороннего. Посмотри на ладонь правой руки. Там цифры светятся. Не придумываю, проверено веками. Если не видишь — подожди, проявится.

Макс уставился на свою ладонь, повернув её к свету. Сначала ничего — просто мозолистая кожа, с парой царапин от вчерашней возни с ноутбуком. Но потом, словно по команде, на коже проступили светящиеся цифры, бледно-зелёные, пульсирующие мягким свечением: «987645».

— Что за… — Макс почувствовал, как мир вокруг качнулся. Цифры были реальными, они не стирались, когда он моргал или тёр ладонь. Сердце заколотилось чаще, а в горле пересохло. — Это… это грим такой? Или проектор какой-то? Блять, ребята, хватит!

Его самообладание начало давать сбой. Нервный смех вырвался из груди — короткий, истеричный, как будто он сам не верил в то, что говорит. Макс отступил на шаг, упираясь спиной в стену.

— Слушайте, прекратите эту затянувшуюся шутку! Отпустите меня восвояси, а? Я заплачу, если надо. Или… или это вы меня накачали? Ванёк, сука, если это ты, я тебе яйца оторву!

Работник безразлично пожал плечами, его взгляд был пустым, как у бюрократа, привыкшего к скандалам. Он не улыбнулся, не рассердился — просто констатировал факт.

— Умер ты, парень. Вечеринка твоя закончилась плохо. Десять банок энергетика — это перебор, сердце не выдержало. Вернуться обратно не получится. Процедура необратима. Садись, оклемайся, а потом номер скажи. Жду.

Слова ударили, как пощёчина. Макс почувствовал, как ноги подкашиваются, а мир медленно плывёт перед глазами. Шок накрыл волной — холодной, парализующей. «Умер? Это… нет, бред. Я же живой, дышу, чувствую…» Но цифры на ладони не исчезали, а слова работника эхом отдавались в голове. Он медленно опустился на скамейку неподалёку и уставился в пол. Руки дрожали, а в груди что-то сжалось, как в тисках.

Работник, не дожидаясь реакции, безразлично вернулся к своей газете. Страницы зашелестели снова, и в помещении повисла тишина, прерываемая только жужжанием ламп.

Макс сидел, не в силах пошевелиться. Мысли кружились вихрем: вечеринка, банки, тьма… и теперь это. «Блять, это не шутка. Это… это реально конец?» Он закрыл лицо руками, пытаясь унять дрожь, но шок не отпускал, глубоко впиваясь когтями в разум.

Наконец, шок начал постепенно отступать, оставляя после себя тупую, ноющую пустоту в груди. «Умер. Ладно, допустим. А теперь что?» Он сжал кулаки, чувствуя, как пальцы дрожат от злости и бессилия. Вспомнились слова из плаката: «Не паникуйте… новая глава». «Новая глава, ага блять. Как в дешёвом романе. Только без счастливого конца, наверное.»

Прошло, наверное, минут десять — или вечность, время здесь текло довольно странно. Макс наконец встал, его ноги всё ещё подрагивали, но он заставил себя выпрямиться. «Хорошо, пошли. Не сидеть же тут вечно. Дадим этому бюрократу номер, и посмотрим, что дальше.» Он подошёл к окну регистратуры и кашлянул, чтобы привлечь внимание. Работник, не отрываясь от газеты, поднял бровь.

— Ну, оклемался? — проворчал он, не меняя позы. — Номер давай. Быстрее начнём, быстрее закончим.

Макс сглотнул ком в горле, уставившись на свою ладонь. Цифры «987645» всё ещё светились, теперь чуть тусклее, но не исчезали. Он назвал их вслух, стараясь звучать уверенно:

— Девять восемь семь шесть четыре пять.

Работник кивнул, отложил газету на стол с ленивым шорохом страниц. Газета была старой, пожелтевшей, с заголовками вроде «Великий передел душ: реформы в чистилище» — Макс успел мельком заметить, прежде чем работник потянулся к полке за спиной. Оттуда он достал толстый журнал, переплёт которого был потрёпанным, как старая бухгалтерская книга, с потемневшей от времени кожей. Страницы внутри зашелестели, когда он открыл её на середине, пробежавшись пальцем по столбцам имен и номеров.

— Так, 987645… — пробормотал работник, беря потрёпанный карандаш из держателя. Он начал вносить запись: сначала номер, потом дату — или что-то вроде неё, Макс не разглядел. Грифель скрипел по бумаге, оставляя аккуратные, но выцветшие следы. — Зафиксировано. Прибытие стандартное, без осложнений. Теперь анкета. Без неё никуда.

Он нагнулся к ящику стола и вытащил стопку бумаг — стандартный бланк, сложенный пополам, с печатными полями и линиями для записей. Приложил к нему странного вида ручку: корпус был прозрачным, с мерцающим внутри синим свечением, словно внутри плескались не чернила, а какая-то жидкость из другого мира. Ручка казалась тяжёлой, неудобной в руке, но Макс взял её, когда работник протянул через форточку.

— Заполни информацию в полях, — сказал работник, возвращаясь к журналу. — Сначала стандартный опросник. Имя, возраст, причина… ну, ты понял. Потом грехи и желаемое место перехода. Не торопись, но и не затягивай слишком сильно.

Макс кивнул, хотя внутри всё сжалось. Он положил анкету перед собой на узкую полку под окном и развернул бланк. Бумага была странной на ощупь: гладкой, но с лёгким теплом, как будто живая. Сначала шли стандартные поля: «ФИО», «Возраст на момент перехода», «Место жительства», «Причина смерти». Вместо документов — «Идентификационный номер души» с уже проставленным «987645». Макс взял ручку — она отозвалась лёгким гудением в пальцах, — и начал заполнять.

«Максим Иванович Смирнов. 20 лет. Город N, Российская Федерация. Передозировка энергетиками». Писать было легко, чернила текли сами, оставляя ровные буквы, даже если его почерк обычно был корявым. Но потом пошли странные графы. Первая — «Учёт грехов». Под ней пустая таблица с колонками: «Вид греха», «Описание», «Частота», «Степень вины (по шкале 1-10)». Вторая — «Желаемое место перехода». Здесь было поле для свободного текста: «Укажите предпочтение (ад, рай, чистилище, реинкарнация или иное). Учтите ваши верования при жизни».

Макс замер, уставившись на эти строки. «Грехи? Серьёзно? Как будто на исповеди сидишь.» Он поднял глаза на работника, который уже вернулся к газете, но теперь просто лениво перелистывал страницы.

— Эй, слушай… — начал Макс, его тон был всё ещё неуверенным. — А что мне в этих графах писать? Грехи — это как? Воровство, убийство? Я ж не маньяк какой-то. И желаемое место… ад с котлами или рай с облаками? Это что, реально на выбор?

Работник вздохнул, отложил газету окончательно и посмотрел на Макса с усталым терпением, как учитель на нерадивого ученика. Он поправил очки, которые сползли на нос, и пожал плечами — движение было ленивым, безразличным, как будто вопрос задавали ему в сотый раз за смену.

— Всё просто, парень. В «Учёт грехов» пиши, в чём по твоему мнению нагрешил. Не скромничай, но и не приукрашивай — система сама проверит, а ложь только хуже сделает. Врёшь — баллы минус, и привет, чистилище подольше, а то и вовсе сразу в ад. Пиши всё как есть: лень, зависть, похоть, жадность — всё, что там у тебя было. Частоту укажи: разово, иногда, постоянно. Степень — сам оцени, насколько жалеешь.

Он помолчал, барабаня пальцами по столу, и продолжил:

— А желаемое место… ну, ад, рай, чистилище — классика. Реинкарнация, если в буддизм верил или в перерождение. Или что угодно — новый мир, параллельная реальность, даже «домой, блять» можно написать, если сильно упрямый. Всё зависит от того, во что ты при жизни верил. Атеист? Тогда система подберёт по умолчанию. Верил в бога? Учтёт. Главное — честно. Ладно, заполняй, я подожду.

Макс кивнул, хотя внутри всё перевернулось. «Честно, значит. Ладно, давай вспомним.» Он опустил взгляд на анкету и начал писать в графе «Учёт грехов». Ручка скользила по бумаге, и с каждым словом воспоминания нахлынывали, как старые фото из альбома.

Первый: «Лень. Пропускал пары в универе. Частота: постоянно. Степень: 7/10». Вспомнился семестр, когда он вместо лекций по педагогике валялся в общаге, смотря сериалы. «Извините, преподы, но ваша матчасть была скучнее, чем моя жизнь.»

Второй: «Зависть. Завидовал, что одногруппники на тачках ездят, пока я на своём всратом велике. Частота: иногда. Степень: 5/10». Те моменты, когда он скрежетал зубами, глядя на «мажоров» с их айфонами и поездками в Европу. «Похер, я хотя бы честный был.»

Третий: «Похоть. Ну… фантазии там, порно смотрел. Частота: постоянно. Степень: 4/10». Щёки слегка покраснели, даже здесь, в этом месте. «Не убийство же, в конце концов.»

Ещё несколько строк: мелкие воровства — спёр жвачку в школе; ложь родителям про оценки; жадность — не поделился последними деньгами с другом в беде. Степень вины росла с каждым пунктом — от 3 до 8. «Обычный пацан. Но бля, ад за это? Слишком сурово.»

Наконец, «Желаемое место перехода». Макс задумался, вертя ручку в пальцах. «Рай? Звучит как скукотища с постоянными молитвами. Ад — вообще хуйня, не канает. Чистилище — отработка грехов, фу. Реинкарнация… а если опять в эту глубинку или ещё куда похуже? Нет, спасибо.» Он вспомнил детские мультики, игры — миры с магией, приключениями. «Хотя бы что-то интересное. Новый мир, где не студент, а герой какой-нибудь. Или просто… шанс начать заново.»

Он написал: «Реинкарнация в новый мир. Что-то с магией и приключениями.»

Закончив, Макс откинулся назад, чувствуя странное облегчение — как после исповеди, только без священника. Ручка погасла, анкета слегка потеплела в руках. Он протянул её работнику через форточку.

— Вот. Всё заполнил.

Работник взял анкету, пробежал глазами по строкам и одобрительно хмыкнул.

— Нормально, без фанатизма. Грехов — стандартный набор для твоего возраста. Желаемое… ну, система учтёт. — Он кивнул, шлёпнув анкету на стопку бумаг, и махнул рукой в сторону коридора. — Дальше по коридору, кабинет 245. Там жди вызова. Не суетись, скоро позовут. Удачи, парень.

Макс кивнул в ответ, развернулся и пошёл по коридору, эхо его шагов мерно отдавалось в пустоте здания. Дверь кабинета 245 маячила вдали, под тусклой лампой. «Ну, посмотрим, что будет дальше в этой 'новой главе'.»

Наконец, он дошёл по коридору до нужной двери — ей оказалась простая деревянная дверь с облупившейся краской, на которой табличка с номером «245» висела криво, как-будто её прикрутили наспех. Рядом стояла скамейка, такая же обшарпанная, как и вся мебель в этом месте, и он плюхнулся на неё. Коридор был пустым, только лампочки над головой монотонно жужжали, отбрасывая длинные тени. «Ну и цирк, — подумал Макс, откидываясь назад и уставившись в потолок. — Умер от энергетиков, анкету заполнил, как на медкомиссию. А теперь жди вызова, как в поликлинике. Если это сон, то пора просыпаться, а то заебало.»

Он обдумывал всё произошедшее: вечеринку, отключку, пробуждение в этом сером аду бюрократии, номер на ладони, грехи в анкете. «Реинкарнация в новый мир с магией. Звучит как сюжет из типичных анимех, которых каждый сезон выходит дохуя и больше. Только вот если это правда, то что? Стану рыцарем с мечом или магом с посохом?» Мысли кружились, смешиваясь с иронией: «Хотя, если повезёт, там хотя бы девчонки будут не такие стервозные. И пиво холодное, а не эта тёплая ссанина.» Он хмыкнул, вспоминая смех над его «подвигом». «Сука, если б знал, чем всё кончится…»

Прошло около пятнадцати минут — время тянулось, как резина, и Макс уже начал ерзать на скамье, когда над дверью заскрежетал динамик. Сначала это был противный, металлический визг, будто кто-то царапал ногтем по грифельной доске, а потом раздался голос — нормальный, человеческий, с лёгким раздражением:

— Ах ты, старая рухлядь! Доисторическая техника, мать её… Э-э, простите, товарищи переходники. Так, номер девять восемь семь шесть четыре пять, заходите внутрь!

Скрежет смолк, и Макс встал, поправляя воображаемую куртку — привычка из жизни. «Товарищи переходники? Это что, шутка такая?» Он толкнул дверь, которая открылась с тихим скрипом, и шагнул внутрь.

Кабинет предстал перед ним как музей советской эпохи в миниатюре. Стены были увешаны потрёпанными плакатами с лозунгами вроде «Мир, Труд, Май!» и «Даёшь пятилетку за четыре года!», а на полках стояли всяческие раритеты: старый радиоприёмник «ВЭФ», ламповый телефон с диском, стопки пожелтевших газет «Правда» и даже миниатюрные статуэтки — Ленин с указующим перстом и Сталин в фуражке, оба сантиметров по десять, покрытые пылью веков. Посреди комнаты стоял массивный стол из тёмного дерева, заваленный бумагами, чернильницами и парой чернильных ручек. За столом восседал мужик лет пятидесяти на вид, одетый в нечто среднее между формой советского милиционера и сотрудником КГБ: серый китель с погонами, брюки-галифе и фуражка, сдвинутая набок. Над его головой на стене гордо возвышался портрет Владимира Ильича — огромный, в золотой раме, с бородкой и пронизывающим взглядом.

Мужик, завидев Макса, легко отсалютовал рукой у виска — движение было отточенным, как у ветерана парада, — и улыбнулся уголком рта.

— Заходите, заходите, товарищ! — сказал он, голос был тёплым, но уверенным, как у старого партийца на собрании. — Не стойте столбом, садитесь вот сюда, напротив. Я вас жду.

Макс замер на пороге, оглядывая этот абсурд. «Блять, это что, 'Иван Васильевич меняет профессию' в загробном варианте? Ленин, Сталин, КГБешник… Пиздец нахуй, куда я попал?» Он немного прифигел от увиденного, но всё же шагнул вперёд и сел на стул напротив — жёсткий, деревянный, с высокой спинкой, как в школьном классе. Стул скрипнул, и Макс почувствовал себя словно шпион на допросе.

Мужик протянул руку через стол — ладонь была мозолистой, крепкой, как у человека, привыкшего к тяжёлой работе.

— Василий Юрьевич, — представился он, пожимая руку Макса с солидной силой, от которой пальцы заныли. — Сотрудник отдела по работе с усопшими. Рад знакомству, товарищ Максим. Или как там вас по анкете? Ага, Максим Иванович Смирнов. Садитесь поудобнее, не дёргайтесь.

Макс пожал руку в ответ — хватка была тёплой, реальной, — и кивнул, пытаясь собраться с мыслями. «Василий Юрьевич. Как будто в ЖЭКе сидишь.»

— Ага, Максим. Или Макс, если короче. Рад… ну, в смысле, привет.

Василий щёлкнул пальцами — звук был резким, как хлопок кнута, — и в воздухе перед ним материализовалась анкета Макса. Бумага появилась из ниоткуда, шелестя, и легла на стол. Василий взял её, поправил фуражку и начал разбирать, проговаривая вслух с типичным для советской идеологии ладом — пафосным, с нотками партийного наставления, но теперь с настоящим порицанием, как будто он отчитывал провинившегося на парткоме. Голос его стал строже, с той интонацией, от которой пробежали мурашки по спине — смесь отцовской заботы и классового гнева.

— Так, товарищ Максим, давайте разберём всё по порядку, по-честному, по-нашему, советскому! — начал он, водя пальцем по строкам, и в его глазах мелькнул огонёк, как у прокурора на процессе. — ФИО — Максим Иванович Смирнов, возраст — двадцать лет, место жительства — этот ваш город N в Российской Федерации. Причина смерти — передозировка энергетиками. Вот тут-то собака и зарыта, товарищ! Империалистическая отрава, буржуазные яды вместо здорового пролетарского образа жизни! Плохо, очень плохо! Но ладно, проехали. Номер души — девять восемь семь шесть четыре пять, зафиксировано верно.

Он помолчал, хмыкнул, переходя к грехам, и тон его стал ещё суровее — пальцем тыкал в бумагу, как в виновника.

— Теперь грехи, товарищ. Лень — постоянно, степень семь из десяти. Пропускали занятия в вашем университете? Это ж вредительство чистой воды! Вместо того чтоб знания для народа накапливать, валялись, как эксплуататорский класс! Порицаемо! Зависть — иногда, пять баллов. К машинам да гаджетам чужим зарились? А, понятно, капиталистическая пропаганда сработала — вместо классовой солидарности индивидуализм. Жаль, товарищ, жаль, но исправимо в новой жизни. Похоть — постоянно, четыре балла. Гормоны, молодость — ладно, простительно, но помните: в социализме любовь — для народа, а не для личных слабостей! Мелкие воровства — жвачка в школе, единица. Ложь родителям — восемь баллов, ой-ой, это уже прямое предательство семейного фронта, равносильное предательству фронта гражданского! Родители вкалывают, а ты обманываешь? Классовый враг внутри себя! Но в целом, товарищ, профиль не безнадёжный. Грехи — как у типичного комсомольца с перекосами: лень да зависть — пережитки капитализма. Если б не эта передозировка, могли б в партию взять, ха! А так — минус баллы, но и заслуги есть: честно признал, не юлил. Молодец, в общем.

Василий говорил с таким жаром, будто разбирал не душу, а отчёт на пленуме, и Макс не удержался от усмешки — смесью неловкости и забавы. «Партийный разнос, блин. Ещё во 'враги народа' запишет. Но бля, забавно, как в старом кино.» Вслух он только кивнул, бормоча:

— Ну да, виноват, товарищ Василий Юрьевич. Исправлюсь… в следующий раз.

Наконец, дойдя до графы «Желаемое место перехода», Василий хмыкнул, почесал подбородок и отложил анкету на край стола, как будто она его разочаровала, но не смертельно.

— А вот здесь, товарищ, засада. «Реинкарнация в новый мир. Что-то с магией и приключениями.». Хм, амбициозно, но расплывчато! Как именно вы видите свой новый мир? Волшебные палочки, драконы, рыцари в сияющих доспехах? Или что-то посовременнее — с бластерами и звездолётами, как в этих ваших голливудских фантазиях? Расскажите толком, не мямлите, я фиксирую для системы. В социализме всё по плану, даже загробка!

Макса это ввело в ступор. Он заморгал, пытаясь собрать мысли в кучу. «Как именно? Блять, я ж не сценарий писал. Просто хотел не в ад и не в чистилище.» Он начал перебирать варианты, запинаясь, голос его стал чуть виноватым, как у школьника перед директором:

— Ну… э-э, мир с магией, как в старых сказках. Типа, леса густые, замки каменные, эльфы или рыцари… Главное, чтоб силы были настоящие, чтоб не слабаком чувствовать себя. Приключения — квесты разные, битвы с монстрами, сокровища находить. И девчонки… ну, красивые, чтоб не как в общаге. Без всей этой… волокиты, чтоб жить спокойно, но с перчинкой. Может, с мечами и заклинаниями, или в средневековье... Или в будущее, с магией вместо машин…

Он продолжал бубнить, перечисляя: «Драконы, чтобы сражаться, или летающие острова… Главное, чтоб интересно, не скучно…» Минуты тянулись, Макс чувствовал, как краснеет от собственной невнятности — звучало как бред пьяного геймера, и он сам начал над этим нервно хихикать.

Василий, которому, судя по всему, надоели эти невнятные объяснения, прервал его, подняв руку, как на митинге, и фыркнул с притворным вздохом.

— Ладно-ладно, товарищ, тормозните! Ясно, что вы хотите — классику, с огоньком, без буржуйской рутины. Фантазёр, одним словом! Большинство мест уже разобрали, спрос на такое «переселение» высокий, как на 'Запорожец' в семидесятые, а вакансий кот наплакал. Но один вариант всё же завалялся. Подходит под ваш бред: магия там, приключения, романтика с перчинкой. Согласны? Подпишите здесь, в уголке, и поехали — революция в новой жизни ждёт!

Василий достал из ящика стола потрёпанную папку — кожаная, с красной звездой на обложке, — и вытащил несколько листов, разложив их на столе, после чего Макс почувствовал, как сердце ёкнуло. «Всего один вариант? Ладно, хуй с ним, подпишу. Хуже, чем здесь, уже всё равно не будет.»

Он уставился на листы, которые Василий разложил на столе — потрёпанные, с печатью в виде красной звезды и мелким шрифтом, который казался выцветшим, но чётким. Ручка всё ещё лежала в его руке, та самая, с синим свечением, и он уже начал подносить её к бумаге, чтобы чиркнуть подпись внизу, как вдруг спохватился. "Так, стоп, блять, а что я подписываю? Вдруг там кредит на душу или вечный договор на уборку в чистилище?" Он замер, чувствуя на себе бдительный взгляд Василия — тот сидел, скрестив руки, и смотрел с лёгким прищуром, как учитель на ученика, который вот-вот накосячит.

— Погодите, товарищ Юрьевич, — сказал Макс, отодвигая ручку. — Дайте-ка почитаю сначала. Не люблю в слепую ставить закорючку, особенно после жизни.

Василий хмыкнул, но не возразил — только кивнул, постукивая пальцами по столу. Его взгляд был цепким, но терпеливым, как у старого кадровика, который привык к таким фокусам.

— Читай, товарищ, читай. Всё по закону, без подвоха. Только не затягивай — квота ждёт.

Макс взял листы в руки — бумага была тяжёлой, почти как пергамент, с лёгким запахом пыли и чернил. Он начал читать с самого верха, моргая от удивления. Первый лист начинался с заголовка: "Договор о реинкарнации в альтернативную реальность Эквестрия. Организация Перехода №89 гарантирует полное соответствие запросу заявителя". Далее шло описание мира — с деталями, от которых Макс начал хмуриться, а потом и вовсе почувствовал, как челюсть отвисает.

"Эквестрия представляет собой волшебный континент, где гармония природы и магии поддерживается в равновесии четырьмя видами разумных существ — пони. Земные пони, крепкие и неутомимые, связаны с плодородием почвы и ремёслами; пегасы, с их крыльями и ловкостью, правят небесами и ветрами; единороги, своим рогом воплощающие силу мысли и чародейства; фестралы, ночные странники с кожистыми крыльями и острым зрением во тьме, хранят тайны сумерек и луны. Над всем этим царят две вечные стражницы — сёстры-аликорны, чья воля поднимает золотое солнце на рассвете и серебряную луну в полночь, обеспечивая вечный ритм сезонов и дней. Но идиллия не вечна: тени прошлого будоражат умы, особенно среди фестралов, чьи обиды разжигают ночные смуты, и только смелые души могут внести свет в эту бурю".

Макс перевернул страницу, чувствуя, как в голове зарождается протест. "Пони? Это ж не фэнтези, а какая-то детская херня!" Дальше шли "правила и привилегии" — перечисленные в стиле официального циркуляра, с номерами и подномерами, но с намёком на соблазн, как в рекламе лотереи.

"Условия переноса:

1. Переселённый сохранит сознание и воспоминания, воплотившись в облике человека — редкого гостя в этом мире. В стартовом комплекте будут дарованы способности, превосходящие обыденные: магия, способная затмить свет звёзд, власть над умами и видение мира, как в великой игре, где каждый шаг — подвиг.

2. Вступление в вихри событий по воле своей: улаживать распри теней ночи, скитаться по землям, полным чудес, или искать уединения в тиши лесов.

3. Связи сердечные — на усмотрение: дружба, что крепче стали, или страсть, что разожжёт пламя в сердцах обитателей.

Преимущества и перспективы:

1. Бескрайние горизонты для странствий и преображения: от покорения бурь до раскрытия древних тайн, где каждый день — новая сага.

2. Мир, полный душ, жаждущих союза: встречи с отважными искательницами приключений, мудрыми хранительницами знаний, нежными душами природы, неукротимыми воительницами, честными труженицами земли и неиссякаемыми источниками радости — все они ждут того, кто развеет тени одиночества.

3. Возможность уединённой жизни, если душа взыщет покоя, с оттенками заботы и исцеления в моменты бури.

4. Фон реальности, где эхо войн прошлого добавляет остроты, но выбор — за тобой: быть щитом или ветром свободы".

Макс дочитал, чувствуя, как лицо краснеет от смеси ярости и абсурдного смеха. Листы шуршали в руках, пока он переваривал прочитанное. "Так, я ж девчонок хотел, правильно? А если они... пони? Блять, это ж значит целоваться с лошадьми? Нет, стоп, это извращение какое-то!" Он представил: вместо нормальной девушки — пушистая пони с большими глазами, и внутри всё сжалось от отвращения и комичности. "Я ж не зоофил, блять! Хотел нормальную принцессу, а не кобылку!"

Он поднял взгляд на Василия, его глаза округлились от шока, и слова вырвались сами, с матом, который он даже не заметил.

— Что за хуйню я только что увидел? — выпалил он, швырнув листы на стол. — Пони? Сестры, которые солнце и луну таскают, как лампочки? Это ж... блять, сказка для мелких! Вы серьёзно предлагаете мне в такой мир? И эти... 'связи сердечные' с кем? С пони? Это ж... фу, блядь, это ж полный пиздец! Идите нахуй, я не зоофил!

Василий мгновенно нахмурился, его лицо стало строгим, как у комиссара на фронте. Он постучал пальцем по столу, голос зазвучал с порицанием — твёрдым, идеологическим, с той интонацией, от которой в советских фильмах все замирали по стойке смирно.

— Эй-эй, товарищ Максим! Мат-перемат на парткоме? Это ж не общага ваша буржуйская, а официальное учреждение! За язык-то отвечать надо! Порицаемо! В следующий раз — минус балл в досье, и привет, дополнительная лекция по этике. Понял?! А по сути... да, единственный вариант, что остался, товарищ. Никто к этому миру интереса не проявил — все на драконов да эльфов набросились, как на свежий хлеб в блокаду. А квоту закрывать надо, план не ждёт! Система подогнала под твой запрос: магия, приключения — всё в полном соответствии. Просто... с пони вместо людей. Но подумай: лучше это, чем ничего.

Макс нервно хохотнул — смех вышел сдавленным, истеричным, как после удара током. Он откинулся на стуле, качая головой, и выдал, размахивая руками для пущей выразительности:

— Я рассчитывал на нормальный мир! С драконами настоящими, которые огнём плюются, принцессами в шёлковых платьях, приключениями эпичными — замки штурмовать, сокровища из пещер тащить. И девчонками... нормальными, человеческими! С руками, ногами, без шерсти и копыт! А не на каких-то сказочных лошадок! Это ж... пони! Блять, романсить с ними? Целовать морду с гривой? Обнимать... э-э, бока? Трах... Эээ... Нет, это полная жесть, товарищ! Я ж не извращенец, чтоб с животными... фу, аж тошнит от одной мысли! Девчонки должны быть... ну, девчонками, а не кобылами!

Он замолчал, тяжело дыша, его лицо горело — смесь стыда, злости и того самого абсурдного веселья, которое накатывало от всей этой чуши. Представления в голове множились: пони в романтической сцене, с большими глазами и... "Нет, стоп, выключить!" — и он снова хохотнул, но уже тише, вытирая пот со лба.

Василий на это лишь скрестил руки на груди, фуражка чуть съехала набок, и он посмотрел на Макса с лёгкой усмешкой — той, что у старших товарищей, когда они знают, что спор проигран заранее. Голос его стал спокойным, но с подтекстом — смесью убеждения и иронии, как в старом анекдоте.

— Ну, отказывайся, товарищ, если не по нраву. Тогда два пути: топай в ад — котлы кипят, черти с вилами пляшут, вечная чистка без перерыва, или в чистилище — отработка грехов, как на каторге в Сибири, по твоим баллам с ленью и прочими. Система сама решит, но с твоим досье — не в рай точно, это я тебе как эксперт говорю. А по претензиям... подожди-ка, не кипятись. Мир-то твой, как просил: магия такая, что пальцем щёлкнешь — и звёзды посыпятся, приключения с этими фестралами — они ж почти как те самые драконы, просто ночные, с клыками и жаждой мести, штурмуй не хочу. Принцессы — те же аликорны, в коронах, солнце-луну вертят, эпичнее не бывает. А девчонки... эх, товарищ, после смерти — живи как душа того пожелает. Пони они или нет — но красавицы, с душой, с характером. Всяких полно — умные, смелые, нежные, весёлые, честные, полные жизни. Романтика? В Эквестрии дружба — святое, да и в романтическом плане гаремы не редкость, никто пальцем не ткнёт. Да и тем более, ты уже мёртв, старый мир и старое общество с его установками остались позади, думаешь за связь с ними тебя кто-то теперь осудит? Да никто! Представь: объятия под луной, приятное тёплое тельце, — они ж антропоморфные почти, с глазами, что аж за душу берут! Что, хуже чем ад с вилами и без баб? Решай сам.

Макса такое объяснение лишь рассмешило — он зажал рот рукой, но хохот прорвался, нервный, но искренний, с ноткой отчаяния. "Пони-гарем? С магией и приключениями? Блять, это ж мем века нахуй. Но... ад? Чистилище? С котлами и отработкой? Нет, пас, лучше рискну с лошадками. Может, всё таки привыкну.". Он вытер слёзы от смеха, кивнул и взял ручку снова, его рука чуть дрогнула.

— Ладно, хрен с ним. Подписываю. Лучше сказочные лошадки, чем вечный кипяток.

Ручка чиркнула по бумаге — подпись вышла корявой, но чёткой. Василий кивнул, забрал листы, аккуратно сложил их и сунул обратно в папку. Лицо его смягчилось, стало почти отеческим.

— Молодец, товарищ Максим! Сотрудничество на высоте, как в бригаде ударников! Благодарю за понимание. Желаю приятной реинкарнации — пусть магия твоя сверкает, а приключения не кончаются. Удачи там, в твоей Эквестрии!

С этими словами Василий щёлкнул пальцами — звук был громким, эхом отозвавшимся в комнате. Мир вокруг Макса закружился, цвета смешались, и сознание вновь погрузилось во тьму — мягкую, без боли, как сон после долгого дня.