МойФанфик

1 сентября 1982 год

      Я ненавижу первый ужин в Хогвартсе. Нет, не так. Я обожаю еду, обожаю тыквенный сок и возможность наконец-то избавиться от маминых лекций о правильном питании. Я люблю ощущение праздника и предвкушения... Но я ненавижу шум. Сотни голосов, сливающихся в один гул, смех, от которого закладывает уши, и речи Дамблдора, полные загадок, которые никто все равно не разгадает до конца года.

      В этом году все было как обычно. Я сидела между Алекс, которая уже составляла учебный план на семестр, и какой-то рыдающей первокурсницей, скучающей по маме.

      Я ненавижу плач детей.

      Не потому, что он раздражает. А потому, что я почти физически его ощущаю. Каждый всхлип — как укол иголкой под кожу. И одна такая иголка сидела прямо рядом со мной. Я не знала, что сказать. Слова казались глупыми и фальшивыми. Поэтому я просто... положила свою руку ей на плечо и слегка сжала. Она вздрогнула, подняла на меня свои огромные, заплаканные глаза.

***

      Когда-то и я была такой же...

      Пять лет назад. Этот же зал, только он казался мне тогда размером со вселенную. Мне одиннадцать, я только что покинула свой дом, и меня переполняло ужасное, липкое чувство одиночества. Я была так напугана, что слезы сами текли по щекам, и я отчаянно пыталась спрятать лицо, уверенная, что надо мной будут смеяться.

      И тогда ко мне подошла Она.

      У нее были невероятные, ярко-зеленые глаза, и она смотрела на меня не с жалостью, а с таким теплым, лучистым пониманием... Она не стала читать мне лекций. Она просто села рядом, пододвинув мне кубок с тыквенным соком.

      — Трудно, да? — спросила она, и ее голос был таким же теплым, как и ее взгляд. — Я тоже плакала в первый день.

      Она была старше, с последнего курса, старостой школы... С невероятными огненно-рыжими волосами.

      Позже я узнала, что ее звали Лили Эванс.

      С того дня она стала для меня кем-то вроде путеводной звезды. Я хотела быть такой же — сильной, доброй, уверенной. Кажется, не очень-то у меня получилось...

***

      Все еще чувствуя ожидающий чего-то от меня взгляд девочки, я наклонилась и открыла уже было рот, чтобы сказать что-то вроде: "Хогвартс — это твой второй дом, ты скоро это поймешь..."

      — Китти, она сама справится, — тут же прервала меня Алекс, не отрываясь от своего пергамента. — Начинается.

      Я бросила на нее злой взгляд. Для Алекс мир всегда был набором правил, которые следовало неукоснительно соблюдать. Но в данный момент, в установившейся тишине, мне пришлось признать ее правоту. Раздраженно вздохнув, я оставила свои попытки быть "доброй старостой", когда Дамблдор поднялся, чтобы представить нового преподавателя.

      Слухи об уходе старины Слизнорта ходили все лето. Мы гадали, кто займет его место. Алекс надеялась на какого-нибудь опытного аврора в отставке. А я... я тайно мечтала о ком-то, похожем на Слизнорта, но лишенным его недостатков. О молодом, блестящем гении, который будет так же любить зелья, устраивать веселые вечеринки для лучших студентов и угощать нас засахаренными ананасами. Я представляла себе кого-то обаятельного и немного эксцентричного...

      — ...прошу приветствовать вашего нового Мастера зелий, профессора Северуса Снейпа, — произнес Дамблдор.

      И в этот момент моя наивная мечта умерла, так и не родившись.

      Имя прозвучало знакомо. Я подняла глаза.

      За преподавательским столом поднялся он.

      И я его, конечно же, вспомнила. Но не как школьную знаменитость, вроде Джеймса Поттера. Он был... другим. В мой первый год он был на седьмом курсе, и он был частью той компании слизеринцев, которых мы, первокурсники, обходили стороной. Они не были шумными, как Мародеры. Они были тихими, высокомерными и злыми. Он был их гением. Всегда в тени, всегда с книгой, но когда он поднимал глаза — в них было столько холода и презрения, что хотелось съежиться. Он не был просто "частью пейзажа". Он был частью страха, который витал тогда в коридорах Хогвартса. Что-то, что ты видишь, боишься и стараешься как можно быстрее забыть.

      Но сейчас, глядя на него за преподавательским столом, я видела не только страх. Я видела пустоту. Оглушительное одиночество посреди тысячи человек. И это почему-то было еще страшнее.

      Он встал перед нами. Ему было всего... Да, ему должно быть сейчас двадцать два, но выглядел он на все сорок. Или сто. Бледное, резкое лицо, крючковатый нос и глаза... Ох, эти глаза. Черные, пустые, холодные, как дно Черного озера в январе. Он не улыбнулся. Просто кивнул и сел.

      За нашим столом пронесся стон. За столом Слизерина — злорадный шепот.

      — Это он, — прошипела рядом Алекс, и ее рука сжалась в кулак. — Тот самый. Папа говорил, он был одним из них. Пожирателем.

      Я не ответила. Я просто продолжала смотреть на него. На его длинные, нервные пальцы, которые неподвижно лежали на столе. На то, как он сидел — идеально прямо, как натянутая струна, посреди всего этого шума и веселья.

      Интересно, каково ему здесь?

      Дамблдор, кажется, говорил еще что-то. Что-то про нового преподавателя по Защите от Темных искусств, что-то про походы в Хогсмид, что-то про экзамены...

      — Китти, ты меня слышишь? — толкнула меня в бок Алекс.

      — Слышу, — ответила я, возвращаясь к реальности. — Просто... задумалась.

      Я снова повернулась к плачущей девочке рядом со мной.

— Смотри, — прошептала я ей, — видишь того профессора? В черном? Самого мрачного из всех?

      Девочка всхлипнула и кивнула.

      — Говорят, он может взглядом превратить молоко в творог. Так что лучше доедай свой пудинг, пока он не добрался до него.

      Девочка посмотрела на Снейпа, потом на свой пудинг, и на ее заплаканном лице впервые промелькнула тень улыбки. Она тихо хихикнула.

      — Китти, прекрати! — тут же зашипела на меня Алекс, бросив тревожный взгляд на преподавательский стол. — Не говори глупостей и не привлекай к нам внимание. Ты не в кабинете у Слизнорта.

      Я хотела возразить, что просто пытаюсь помочь, но было поздно.

      Я подняла глаза и встретилась с ним взглядом. Он смотрел прямо на нас. Из-за огромного расстояния я не могла разобрать выражение его лица, но я видела, как он наблюдает: я что-то шепчу, первокурсница смотрит на него и хихикает, Алекс встревоженно наклоняется ко мне. Я видела эту сцену его глазами. И я поняла, как это выглядит со стороны. Как будто мы — очередная компания гриффиндорцев, которая нашла себе новую мишень для насмешек.

      Холод пробежал у меня по спине. Это мне еще аукнется. Я это точно знала.

      Мама всегда говорила, что мое полное имя, Кейтлин, звучит слишком серьезно. Она говорила, что я — Китти. Легкая, быстрая, немного дикая. Но в тот момент, глядя на него, я впервые почувствовала себя именно Кейтлин.

      Мой любимый пирог пирог с патокой вдруг показался мне безвкусным.

      Я знала, с абсолютной, неприятной уверенностью, что этот год будет очень, очень сложным. И что этот человек, сидящий там, в тени, станет его причиной.

      Банкет закончился. Огромные двери Большого зала распахнулись, и веселая толпа студентов хлынула в коридоры. Первокурсница, которую я утешала, уже нашла себе подружек и, кажется, совсем позабыла о своих слезах. Я шла рядом с Алекс в сторону гриффиндорской башни, и ее молчание было громче любого шума.

      — Ну, — сказала она наконец, когда мы остались почти одни на винтовой лестнице. — Теперь ты довольна?

      — В смысле? — не поняла я.

      — Ты привлекла его внимание, — сказала Алекс, и в ее голосе не было ни капли восхищения. — Внимание Пожирателя Смерти. В первый же вечер. Гениальный план, Китти.

      — Я не привлекала внимания! Я просто...

      — Ты устроила цирк с этой первокурсницей. Ты хихикала, глядя на него. Ты выглядела как идеальная мишень. Как легкомысленная гриффиндорка. Именно таких он и презирает больше всего.

      — Я пыталась помочь, — возразила я, хотя и знала, что она права. По крайней мере, в том, как это выглядело со стороны.

      Мы дошли до портрета Полной Дамы. Она назвала пароль, и мы пролезли в гостиную. Здесь было тепло, шумно, пахло горящим деревом.

      — Он будет нашим ночным кошмаром, — сказал кто-то из семикурсников.

      Алекс плюхнулась в кресло у камина и достала свой учебный план.

      — Он не просто кошмар, — сказала она, глядя на меня поверх пергамента. — Он — враг. И тебе, Кейтлин, стоит держаться от него как можно дальше.

      — Да брось, Алекс, — сказала я, и перед моими глазами снова стояло его лицо. Ни то, злое, ни то саркастичное, ни то какое-то другое. — Ну какой из него Пожиратель Смерти? Он больше похож на грустного, непонятого поэта. Слишком худой и нервный для Пожирателя. Они же все, наверное, как твой папа — большие, сильные и уверенные в себе...

      Я хотела ее подбодрить, сделать комплимент ее отцу. Но я попала не туда.

      Лицо Алекс окаменело.

      — Не смей сравнивать моего отца... с ним, — процедила она. — Мой отец ловил таких, как он. А дядя Гидеон и дядя Фабиан... они погибли от рук таких, как он. Так что не тебе судить, кто на кого похож. И вообще, откуда тебе знать!

      Она развернулась и, не сказав больше ни слова, ушла в сторону спальни для девочек.

      Я осталась сидеть одна у камина. Я не хотела ее обидеть. Я просто... я не знаю. Я увидела в нем не злодея, а просто несчастного человека. А она видит в нем врага, убийцу ее семьи.

      Я вздохнула и тоже пошла спать, решив, что утром обязательно извинюсь перед ней.

      Я еще не знала, что Алекс Пруэтт, дочь авроров и наследница героев, уже придумала свою маленькую, совершенно детскую, но такую обидную месть. И что завтра утром мой будильник прокукарекает на час позже. Прямо перед первым уроком зельеварения.