МойФанфик

Ай да во поле чистом, близко ли, далече

Где дубы высокие да деды крепкие,

Где летали совы волчьи да птенцы хрупкие —

Явился богатырь заморский из морока,

Что Титанус звался, да был сам из ворогов.

Да полюбил он земли Русские с взгляда первого,

Да приглянулись ему девы града стольного.

Стал он жить весь во подвигах, во любви народной:

Змея волжского победил, чудо ладожское загубил,

Лиха одноглазого — головы да удачи лишил.

Возлюбил его народ, да песни сложил.

Шёл он раз во чаще берёзовой,

Да и узрел во траве зелёной

Сумку странную, скоромошную.

И вот взялся он — да не поддаётся,

Ни рукою, ни двумя, ни с медвежьей помощью.

Заглянул он в неё — да увидел:

То ли Сварога след, то ли Велеса смех,

Там реликт лежит да подмигивает,

Смеётся, шепчет, да заманивает,

Говорит скоморошно да насмешничает.

И расстроился Титанус праведно,

Как же так, что есть нечто негаданное,

Силе богатырской его не подвластное.

Что от дум да сомнений — тело стало каменно,

И уснул под солнцем ясным,

Сердце стылым стало да очи не ясные.

Заколдовал реликт его замертво.

Из‑под далеча‑далеча, поля чистого,

Въехал в чащу ту Изяслав сын Иванович,

Сын Иванович, богатырь Печерский,

Богатырь исконно-русский, светлоликий,

Не простой: с булавой да головой,

Что и слово молвит праведно, и врага уложит замертво.

Увидал он Титануса в камень заточенного,

И давай будить, что есть мочи.

Он и так и сяк, всё испробовал: и кричал, и пел, и лютовал.

«Ай ты встань, богатырь, ай проснись от камня!»

Да схватил он палицу свою булатную,

По белым грудям, головушке, да по пятам

Бил так долго, что отбил себе много.

Кровушкой своею залил, и Титануса так пробудил.

И очнулся тот сразу, прозревши.

И пожали они руки могучие,

Стали как братья родные,

Единым целым двуликим:

Титанус Изяслав Иванонович.

И сумку вдвоём они подняли,

И пошли другою дорогою

По полям да лесам, Русью-матушкой.

А народ глядел — да носы кривил,

Мол, не свой, не русич, иди прочь ты

Да и шептали: «То змей двуликий,

Что пришёл, чтоб нас погубити,

Что несёт свою силу дикую!».

Горевали богатыри, да не сильно —

Шутили. Да песни пели братские,

Шли вместе — да бед не знали,

И ушли на гору Араратскую.

Пройдя всю Русь великую,

Везде где ступал двуликий,

Трава зеленела пуще,

И леса возрастали гуще,

И бабы рожали быстрее,

Мужи становились сильнее.

Гром с небес гремел — да земля не рушилась,

Русь и солью полнилась, и златом красилась.

К чему же готовилась?

А на самой вершине горы Араратской

Увидали они сумку новую,

Такую же скоморошную, не простую —

Та горела да звала, не глазами, не речью,

Краше прежней, да золочёнее.

Изяслав говорит Титанусу:

— «Бросим ту старую, возьмём новую,

Свет она, и весела, и краше.

А у той уж будто и силы иссякши».

И отбросили они первую,

А взяли новую, ибо две унести нету мочи —

И топали дальше.

Всё глубже, в пещеру тёмную

Взошли, увидели, гроб дубовый и скромный,

Без рук людских сработан,

Не руками он тесан, не топором он струган.

И ни червь в нём, ни прах, ни кости,

А будто ждёт он сам кого-то.

Не кого-нибудь, а последнего.

Да надпись на нём — не рукою писана,

«Ложись — восстанешь.

Прими — всевластным станешь.

Кто в гроб войдут, те царствовать будут.

Усни — чтоб пробудиться сильнее.

Аль отвергнешь — и вовсе забудут».

Говорит Изяслав:

— «Примерю я гроб — али мне он?»

Примеряет — велик оказался.

А Титанус ложится — и как раз ему.

Говорит он, лежа:

— «Видно, мне тут спать, моё это ложе.

Закрой крышку, братец родимый».

И закрыл Изяслав.

Но в тот миг, как гроб закрылся,

Вспышка света да буря надвинулась,

Обратился Изяслав мальчишкой,

Худым да слабым, да с детским голосишкой.

Зашумели поля, колыхались,

Да над гробом буря сильней разрасталась,

То ли дождик, то ли слёзы Руси.

Испугался, и к гробу кинулся —

А не открыть, хоть слёзы лей.

И тут из сумки, из скоморошьей:

— «Есть третья сумка, она хитрей,

И если хочешь силу —

Найди,

Подними

— и брата верни».

Поднял мальчик ту сумку играючи,

А вторая и сама за ним топала.

И пошёл он назад, без славы, по дороге протоптанной.

Так пришел он в град стольный

К великому князю милостивому.

А князь глядит — да не милует:

«Кто ты? Мальчик, с сумкой латаной?

Не смей богатырём себя звать, никто ты!»

А в былинах пели, по полям гремели:

— «Где Титанус могучий да Изяслав певучий?

Что были всех сильнее,

Двигали камни да супостатов лупили,

А теперь их нет — в Арарате сгинули».

А мальчика того — никто не признал,

И он не сказал:

«Я есмь Изяслав».

Третью сумку искал, не нашёл да устал.

Мог бы бросить и эту,

Доказать всему свету,

Пусть другие попробуют поднять,

Свою силу показать —

Так все бы признали,

Богатырем назвали.

Побоялся — а вдруг не подымет изнова?

И живет: не славно — да сытно. Со словом.

Не подвиг — покой. Не имя — да тень.

Ай да былинка — на том и кончилась,

Да пусть по свету русскому слоняется:

Про богатыря Титануса дивного

И про Изяслава, то ли богатыря, то ли мальчика.

И коли душу отдашь али гордость бросишь —

То и поднимешь сумку скоморошью.

Есть вопросы? Задавайте в комментариях!

Есть разбор в моём блоге и статья "Как написать былину".