Глава 1. Три сестры
За долгой осенью следует злая зима: за багрянцем и светом — воздух остылый, оседающий солью, горчащий отборной рябиной, скует этот мир.
И тогда ты решаешь сама: расплетать ли косу да, на колкие стЕрни ногой наступив, не уйти ли за птицами вдаль до хрупкой и теплой весны или грудью вдохнуть терпкий яд из калины, смерти и снега.
Уйдешь — а вернешься тогда ты назад?
Будешь здесь — а не жалко ли будет ушедших?
Нас было три: три сестры, три подруги-невесты.
Я была младшей, смотрела все за порог да жалела себя за невольничью долю.
(Волки рядом ходили, выли со мною, голосу вторя, но едва ли я слышала зов).
После жатвы пожаловал первый на двор. Он был красен лицом и богат одеяньем. Старшая хмурилась, а после надела платок.
Мы с сестрой ее больше уж не видали, но говаривал люд, муж рядит ее в жаркий шелк, что завидная у нее доля и дай боги каждой мужа такого.
Только ложь меж перстов как песок просыпается и правды нет на ладонях.
Нас тем временем стало лишь двое.
Обернулось тогда колесо.
Снова осень с багрянцем и златом, плачут ивы дождями над плёсом.
Средняя вышла из дома бОса и не вернулась, как ожидалось. Говорили, что в вольные степи хан татар ее взял женою.
По полянам тявкали лисы: врут всё люди, горька ее доля.
Я молилась луне старой и новой, все гадала на косиях долго. И узнала: не найдешь счастья, дом покинув свой ради чужого.
С той поры повелось: как зарница разукрасит кармином рябины, так бегу я в поля и по стернЯм ухожу перепелкой за море.
Вот идет уже третье лето, как в лесах я танцую с волками и как тайны шепчу тихо змеям, как моя невольничья доля разлетелась в семь сторон ветром и как я не гляжу вон за пОлог.
Только вот... от чего в духе вольном тьмой гнездится "ты одинока..."?
***
В снопы пшеницу собирают за спасом.
Косы падают срезанным житом.
Мне короной — расшитая кика.
Волки плачут и тявкают лисы...
Уходите, девы, за птицами...