МойФанфик

Когда зацветает сакура, из почек Древа жизни, что находится за Семью морями, появляются на свет пышущие жаром птицы. Они улетают далеко от дома, и принимая удобную форму, проводят одну ночь, выпадающую на праздник ханами, вместе со смертными. С рассветом, удивительные создания, улетают домой, чтобы вновь воссоединится с родными ветвями, и впасть в летаргический сон. 

— Веришь мне, Шинко? — Вопросил шёпотом Тори, положив подбородок на девичье плечо. 

Они сидели под сенью сакуры, и только звёзды, сверкающие на небосводе, нарушали их уединения. Со стороны храма доносились приглушённые голоса, и слабый ветер срывал розовые лепестки с нависших ветвей. 

— Не знаю. — Призналась Шинко, и помолчав добавила: — расскажи мне, Тори, расскажи мне всё. 

Птиц много, и все разного окраса. Одни зелёные, другие синие, бывают розовые и даже фиолетовые, и все они пылают неугасаемым огнём на протяжении года, и только в один день, способны сбросить пылающие перья, чтобы стать похожими на людей. О, что это за час! Ощущение безграничной свободы наполняет сердце, и ты бежишь, заливисто смеясь по лугам и равнинам, пока ноги не устанут нести. И тогда, встретившись с празднующими ханами, возносишь молитвы, и плачешь своему счастью. 

— Веришь мне, Шинко? — Шептал Тори, и целовала шею, и зарывался лицом в волосы. 

Шинко совсем не изменилась, отмечал про себя Тори, и исполнялся особенным трепетом, дотрагиваясь до нежной кожи шеи, и скользя пальцами по ключице. Так же, как и год назад. Всё по-старому. Та же сакура. И кажется та же ночь, наполненная интимным полушёпотом. 

Только между ними уже нет взаимного притяжения. В сердце Шинко лёд, и каждое слово Тори, она ставит под сомнение. Не верит, но хочет верить. Как год назад, когда уединившись в храмовой комнате, они обещали вместе покорить Катай, отправляясь в наполненное невзгодами, но интересное паломничество. Сейчас это желание кажется смешным, но тогда, опьянённые близостью и весельем, им казалось всё по плечу. 

— Веришь?.. 

Шинко хотела верить, но у неё в сердце лёд, и шрам на животе от неудачного харакири. Она слишком большое значение придавала обещаниям, и знала, что не сможет спокойно пережить очередное расставание. Поэтому пыталась отстраниться, но та искренность, с какой Тори держался за рукав её кимоно, и весь вид его, заставляли проявлять снисходительное терпение. И слушать про птиц. 

Когда птицы возвращаются на родные ветви, Древо жизни открывает свои дупла, и каждая может заселиться внутрь. На протяжении года, они не покидают своих убежищ, только изредка показывают головы, чтобы убедится, что час полёта ещё не настал, и снова уходят в спячку, где лелеют мечты о празднике ханами, и вспоминает всех тех, кто разделял с ними отрадные минуты веселья. 

— Ты вспоминал обо мне? 

— Каждый день, Шинко. 

Птицы обладают удивительной памятью, и помнят всё, что с ними происходило за тысячи лет. Они существовали ещё задолго до тануки, во времена, когда кицунэ не знавали человеческого обличия, и хранят по-настоящему обширные знания. Многие пытаются отыскать их мудрость, но находят лишь гибель, ибо путь за Семь морей труден и опасен, а остров, где находится Древо жизни, охраняют безликие бессмертные существа, исполненные злобой ко всем чужакам, и довольством к пернатым жителям. 

Существа любят слушать пение птиц. Песни о разлуке, печали, дружбе и любви. Обо всём, что им удалось пережить за день приходящийся на праздник ханами, принимая человеческое обличие. Древо жизни аккомпанирует загадочной музыкой, исходящей из самого нутра, и пронизывающей воздух элементальными разноцветными частицами. Как светлячки, эти светящиеся точки летают вокруг ствола, соединяясь в больших питательных слизней. 

Тори уже не спрашивал, верит ли ей Шинко, и только целовал желанные губы, холодные и безразличные, уста о которых лелеял мечты на протяжении года, пока не наступил праздник ханами. Поцелуи отдавали горечью, оставляя послевкусие саке, и каждое новое прикосновение становилось менее отрадным. 

Пыл Тори, жёг изнутри. Он был готов кричать, чтобы возлюбленная показала эмоции. Ударила, оттолкнула, что угодно, но не оставалась безразличной к нежным ласкам. Но Шинко продолжала сидеть, прислонившись к дереву, и казалось, лепестки сакуры, опадающие сверху, занимают её куда больше, чем страсть бывшего возлюбленного. 

Не верит, понял Тори, и ничего не мог предоставить в доказательства своей истории. Только клятвенно заверять в правдивости слов, и просить внимания, и пускать слёзы глубокого отчаяния, надеясь, что они смогут разжечь в Шинко жалость, конечно, свойственную ей. 

— Что ты делаешь? — Шмыгая носом, вопросил Тори, и улыбался своим сантиментам, по-детски наивным. 

Шинко, будто очнувшись от размышлений, ослабила своё кимоно, и концом пояса, неспешно обвязывала запястья Тори. 

— Пленяю тебя. — С затаённой обидой ответила Шинко, привлекая любовника ближе. — Теперь ты не оставишь меня одну. 

Они прижались, сливая разгорячённые тела в нежных, наполненных истомой, объятьях. Тори, наконец, получив долгожданное внимание, не посмел рассказать, что первые лучи рассвета испепелят его облик, лишая всяческих сил, и только довольствовался магией момента, готовый пожертвовать собой ради нескольких часов удовольствия, и искупая этой жертвой боль разлуки, принесённую Шинко. 

Шинко. 

Шептала ночь. 

Тори. 

Шелестела сакура. 

Они возлежали на постеленном плаще, укрывая наготу под накинутыми кимоно, соединив лбы и лениво встречаясь губами. Шинко сильно хотелось спать, но она знала, что минутная слабость, может лишить её компании любовника. Повторяя прошлогодние события, Тори исчезнет, так же бесследно, как и раньше, и никто не сможет сказать, куда направился этот загадочный юноша, и откуда изначально пришёл. 

Вот уже небо заалело восходом, но Шинко не позволяла себе уснуть, и положив голову на плечо дремлющего Тори, играла с его волосами. Она сомкнула липкие веки всего на мгновение, и неожиданно, ощутила под собой твёрдую землю. Любовник исчез, а на его месте, осталось яркое алое перо. 

После праздника ханами, Шинко вернулась домой, уходя с головой в рутинную работу. Она старалась не вспоминать о произошедшем накануне свидании, и похоронить в воспоминаниях Тори, оказавшимся, то ли духом, то ли обычной галлюцинацией, возможно, созданной ей от перенапряжения. О том, что любовник может принадлежать к расе загадочных птиц с далёких островов, не могло заходить и речи. Это казалось дурной сказкой. 

Перо, оставленное Тори, Шинко сохранила в сделанном на заказ футляре красиво инкрустированном лаликами. В вечернем свете факелов, он светился тлеющими углями, но никогда не угасал, как не угасала вера в новую встречу с любовником. И верно, празднику ханами суждено случится в следующем году, и возможно, случай снова сведёт их вместе. 

Одинокими ночами, разглядывая загадочное перо, Шинко вспоминала первую встречу с Тори. Босоногую прогулку вдоль пруда, замёрзшие щиколотки, опадающие лепестки сакуры, и заразительный смех. В ту ночь, они уединились на берегу, и проникнувшись праздничной атмосферой, стали брызгаться водой. После веселья, кимоно промокли до нитки, стали грузными и неприятно липли к телу; им пришлось уединиться в гостевой комнате храма, переменяя одежду на свободные оранжевые облачения служителей. 

Ночь выдалась промозглой. Шинко пожаловалась на холодные ладони, и Тори предложил согреть их в широких рукавах одеяния. Она никогда не сможет забыть этого момента, мимолётного мига, когда прикосновение подушечек пальцев к тёплой коже, зародило нежное влечение, и неведомое доселе страстное желания обладать. Тогда страх лишится этого нового светлого чувства, приводил в ужас, куда больше, чем возможная не взаимность. 

Вернув тепло в замёрзшие члены, они занялись волосами. Отыскав медный гребень, Тори, опустился позади Шинко, и не принимая отказа, заскользил по влажным прядям, между делом, рассказывая о своей мечте увидеть большой, наполненный многообразием культур мир, и сокрушаясь скорому неизбежному возвращению домой. 

«Напрасные печали, — отвечала Шинко, — мы посмотрим страну огня вместе, а после и весь Катай». 

Тори заключил Шинко в крепкие объятья, и заелозя щекой об щёку, невольно поцеловал, и во влажных глазах его, отразилось признание. 

«Это невозможно, дорогая Шинко». 

«Наша встреча тоже, — отвечала Шинко, протягивая губы, — казалась не возможной, а всё невозможное, рано или поздно, становится возможным». 

Они обещали вместе покорить Катай. И после окончания паломничества, вернуться в страну огня, заселяя маленький, скрытый от мирской суеты храм, где Тори станет выращивать красивые цветы, а Шинко упражняться в сложении хайку. Там будет цвести сакура, и журчать ручеёк, бегущий вдоль сада камней, где им будет удобно проводить чайные церемонии. 

Представляя счастливые картины совместного будущего, они возлежали на одном футоне, нежно сплетаясь губами. И решали, какую посуду будут покупать для своей кухни, сколько станут сажать овощей, и тому подобные пустяковые мелочи, искренне веря, что этому суждено случится. 

Наутро, Шинко проснулась одна, как проснулась накануне, как просыпается ежедневно, продолжая влачить безрадостные будни. В свободные дни, она отправляется под сени сакуры, лелея слабую надежду, вновь повстречать Тори, и всё больше убеждается, что рассказанная им сказка, не выдуманная история, придуманная, чтобы избежать ответственности, а горькая правда, ставшая преградой их планам. 

Теперь, Шинко верила исчезнувшему любовнику, но уже ничего невозможно было исправить. Оставалось ждать следующего ханами в надежде на благоприятный исход. Так она и поступила, и дождавшись нужной даты, вернулась на их место, но никого не застала, ни там, ни в храме, где проводилось основное празднество. В этот день перо неестественно светилось, будто наполняясь природными силами, и пыталось взмыть в воздух, но сразу падало в футляр. Наверное, думала она, Тори не сможет принять форму птицы, как и обличие человека, потому что в прошлом году не улетел за Семь морей на остров, где высится Древо жизни, а значит, не напитался живительными силами. Это всё объясняло. 

Что ты делаешь? 

Пленяю тебя. 

Осознание настигло Шинко страшным ударом. Упиваясь своим эгоизмом, и пугаясь предстоящего одиночества, она заставила любимого пожертвовать собой, меняя вечное счастье на мимолётное желание. Тори ведь упоминал, что птицы обязательно должны вернуться на родные ветви, чтобы восполнить силы в летаргическом сне, иначе, очевидно, утратят силы к перевоплощению, и возможно потеряют в размере, что объясняло появление пера. Действительно, любое существо, даже чудесная птица, не может исчезнуть совсем бесследно. Вот и Тори оставил после себя перо, но теперь, понимала Шинко, оно уже никогда не обратится пареньком со звёздами в глазах и заразительным смехом, и только будет служить напоминанием ушедшего счастья. 

Всю ночь, Шинко думала об этом, прижимая тёплое перо к груди, и беззвучно рыдая, а на рассвете, отправилась назад домой, и больше никогда не появлялась на праздниках ханами. 

Согласно легендам, за Семью морями, существует остров неотмеченный на картах, и стоит там Древо жизни, скрывая в глубоких дуплах, горящих разноцветными инфернальными огнями, птиц. Добраться туда, можно только на крыльях, ибо место это окружает страшные морские водовороты, отправляя ко дну каждое судно, посмевшее приблизится на расстояния пушечного выстрела. 

Об этом Шинко узнала из древнего свитка, спустя двенадцать лет неустанных поисков. Она обошла всю страну огня, исследуя самые глубокие подземелья, где обитали нетленные мудрецы, глаголющие истинную суть вещей. Один из них открыл ей крылья веры — сакральную технику, способную поднять человека в воздух. 

«Берегись девчонка, — говорил он, — за каждую минуту полёта, придётся дорого платить». 

Сейчас, взмыв высоко в небо, и ощущая, как тело наливается свинцом, и как силы стремительно покидают её, Шинко понимала, что нетленный мудрец нисколько не преувеличивал. Поддерживать сакральную технику становилось всё сложнее с каждой минутой, с каждым новым взмахом эфемерных крыльев. Воздух вокруг электризовался, закручиваясь буйными вихрями; била гроза, рассекая небосвод, как когда-то клинок рассекал нежную девичьею плоть, и принося не меньше страданий. 

Шинко давно покинула Катай, стремительно пролетая над бесконечной морской гладью. Согласно легендам, остров находился на юге. Она строго держалась курса, не забывая, сверятся с компасом. Тело, будто пронзали тысячи игл, выбивая дыхание из лёгких. Ветер хлестал по лицу, и слезились глаза. Сильно тянуло вниз, где резвились уродливые порождения первозданных богов. Они показывали страшные головы из воды, неустанно преследуя жертву. 

Когда Шинко, изведённая сильной болью, и уже неспособная поддерживать сакральную технику, стала быстро снижаться, поток жаркого воздуха подхватил её тело, и будто лицо Тори показалось на периферии зрения, и будто знакомый голос зашептал просьбу не сдаваться. Это вдохнуло новые силы, и снова крылья подняли её высоко вверх, подальше от наглых морских тварей, широко разверзнувших пасти. 

Тори, Тори, ответь! 

Заклинала Шинко пересохшими губами, и голос Тори направил её на верный путь. Вскоре показался маленький остров, где на песке бродили безликие первозданные хранители, а на высоком Древе жизни сидели разноцветные птицы, пышущие жаром. Увидев необычайное явление в небе, они взмыли ввысь, громко захлопав крыльями, и приблизившись ближе, помогли отважной женщине безопасно спланировать на пляж. Тогда перо засветилось ярким светом, и Тори снова принял истинное обличие. Он не мог говорить из-за клюва, и только смотрел, как обгоревшая возлюбленная, медленно вздымает грудью, пытаясь дышать. 

— Тори! — Поднимала ладони Шинко, тщетно пытаясь отыскать любимого. 

Ей хотелось извиниться за свой эгоизм, и поведать, как тяжелы угрызения совести, и как горьки на вкус плоды недоверия. Только ради этого, она проделала такой длинный путь, догадываясь, что назад дороги не будет, и вовсе не желая возвращаться, ведь жизни без Тори, Шинко предпочитала смерть. Но голос изменял, силы стремительно уходили, и только влажный взгляд остекленевших глаз, говорил о том, чего не могли передать уста. 

Тори укрыл любовницу тёплыми крыльями, слушая, как сердце Шинко медленно замирает. В эту страшную минуту, он думал, как велико людское счастье: прожить отмеренную богами юдоль и забыться навсегда. И какое несчастье родится бессмертным существом, помнить обо всём, и возрождать в летаргическом сне, образы дорогих сердцу и навсегда ушедших людей, и знать, что другие люди тоже уйдут, и только ты навсегда останешься, одинокий и покинутый всеми. 

Боль утраты, и ярость от беспомощности перед страшной неизбежностью, подожгли перья Тори алым огнём. Он вспыхнул ярким факелом, становясь посмертным костром для Шинко, и в пламени этом сгорали их мечты покорить Катай и обещания поселится вместе в храме. 

Птицы вокруг занялись громким пением, под аккомпанемент величественного древа. Сладкоголосые голоса их, ещё долгое время оглашали таинственный остров, не отмеченный на картах, исполняя балладу несостоявшейся любви. Вскоре они замолчат, и только медленно тлеющий Тори, обессилено лежащий на костях, продолжить петь для мёртвой любимой, которая по-настоящему пленила его.